– Бонжур. – И перешла на привычный английский: – А где мы?
– Это уже материк, – любезно пояснил молодой человек. – Бухта Юньон. До Афин, если ехать по берегу, километров семьдесят. Морем ближе, миль двадцать.
– А что за руины на холме?
– Храм Посейдона.
– А где весь народ?
– Мадлен и Жиль отправились на берег, в гостиницу. Там наверняка есть «вай-фай»
[16]
. Им нужно проверить почту. Хочешь позавтракать?
– Да.
– Ну, приготовь его сама. И будь добра, пожалуйста, свари мне чашечку кофе.
Минут через десять на резиновой лодке с берега вернулись Жиль и Мадлен. Жиль выглядел озабоченным. Бросил на ходу Жан-Пьеру:
– Сворачивай свою рыбалку.
Тот беспрекословно подчинился. И, только смотав леску, спросил:
– А что случилось?
– Есть новое задание.
– Какое? Когда? Где?
Жиль хмуро глянул на Татьяну и молвил:
– За того человека нам не заплатят – скажи спасибо своей новой подружке. И себе самому… Он был нужен заказчикам живым. Но есть и хорошие новости. Аванс мы можем не возвращать. Но за это должны отработать запасной вариант.
– Что за вариант?
– Свистать всех наверх. Сейчас расскажу.
* * *
На совещание, все вчетвером, собрались на палубе, на корме. Мадлен щеголяла в купальнике – заодно и загорала. Таня, полагаясь на внутреннее чутье, решила, что для нее, новичка в команде, подобный наряд будет слишком вольным, и надела джинсы с футболкой.
Жиль сел во главе стола. Распахнул перед собой ноутбук. Как ни странно, первые слова, которые он произнес, адресовались Татьяне:
– Ты когда-нибудь слышала про Ольгу Кон-стан-ти-новну? – он с трудом выговорил трудное русское отчество.
Таня опешила:
– Н-нет. А кто это?
– Жена первого короля Греции Георга.
– Георга я тоже не имела чести знать. А при чем здесь они?
Жиль на прямой вопрос Тани не ответил, а начал исторический экскурс. Оказывается, королевой Греции в девятнадцатом веке была русская. И вообще, два этих царственных дома состояли сплошь из родственников. Король Греции Георг Первый, правивший во второй половине девятнадцатого века, являлся братом Марии Федоровны, супруги российского императора Александра III. А женой Георга стала Ольга Константиновна, российская великая княжна. То была, рассказывал Жиль, первая православная королева Греции – и всеобщая любимица. Основанная ею больница «Эвангелизмус» – до сих пор одно из самых крупных и уважаемых лечебных учреждений в стране. А в 1922 году, когда Грецию лихорадило от восстаний и войн, она написала: «Я иногда хотела бы выть на перекрестках, громко и долго, от отчаяния! Совестно жить в удобстве при виде нищеты кругом».
Таня заметила, как Мадлен украдкой зевнула.
Однако, продолжил обстоятельный Жиль, сверяясь с ноутбуком, в 1967 году греческая монархия закончила свое существование. Низложенный король, Константин II, долго вел с правительством страны тяжбу – пытался вернуть свое имение Татой, расположенное в пригороде Афин, и находящееся там имущество. Однако ему отказали. Более того, предметы, что Константину все же удалось вывезти, были объявлены собственностью страны, а сам король – чуть ли не вором. Правительство даже оспорило итоги проходившего в 2007 году аукциона «Кристи», где продавались драгоценности, некогда принадлежавшие королеве Ольге и ее мужу. Нынешние руководители страны считали, что вещи вывезены незаконно.
Однако на том аукционе фигурировала лишь толика монарших богатств. А через несколько дней пройдет еще один аукцион – уже здесь, в Греции. И среди прочего антиквариата и древностей будет выставлена на торги и часть имущества королей.
Особо много дорогих вещей, рассказывал Жиль, продавать не планируют. Но кое-что интересное есть: несколько картин, малая часть коллекции Фаберже, некоторые украшения, предметы интерьера и обихода.
– И мы должны взять, – продолжил лидер наемников, – лишь несколько лотов.
«Взять, – мелькнуло у Татьяны, – то есть, если называть вещи своими именами, украсть». Однако она благоразумно промолчала.
– Например, – молвил Жиль, – лот номер восемь. – И повернул экран ноутбука к товарищам.
На нем красовалось кольцо – скромненькое, даже, как показалось Садовниковой, всего лишь серебряное.
– С ним, по преданию, – сказал Жиль, – королева Ольга Кон-стан-ти-нов-на никогда не расставалась. Серьезной ценности, ни художественной, ни исторической, оно не представляет, но, очевидно, дорого как память греческим монархистам.
– Или вот лот номер двадцать три, – продолжил француз, – голова горгоны Медузы, всего лишь копия восемнадцатого века с эллинского оригинала, предположительно первого века до нашей эры…
Жиль снова повернул компьютер экраном к сообщникам. На нем красовалось мраморное лицо женщины с пустыми глазами, перекошенным ртом и отвратительными змеями вместо волос.
Татьяна вздрогнула. Сердце у нее забилось чаще. В голове пронеслись последние слова Костенко-Чехова. Тот тоже толковал про горгону. Как он там сказал, умирая? «Все зло – в ней»? Или даже: «В горгоне Медузе – все зло мира»? Да, нечто вроде того… Что ж, перед смертью человек обычно шепчет самое важное. Имя убийцы, например. Или другую свою сокровенную тайну.
И вот в задании для наемников-французов вдруг тоже возникла Медуза. Что это? Простое совпадение? А Костенко перед смертью бредил? Но… Татьяна считала, что неплохо знает Чехова. Тот никогда и ничего не говорил случайно. Все на свете, даже какую-нибудь ерунду, он произносил со значением, со смыслом (который порой открывался ей позже, когда она начинала заново прокручивать в уме их беседы). Нет, разведчик и авантюрист со стажем не мог ей перед смертью просто что-то ляпнуть. В словах Костенко о мифологическом чудовище наверняка крылся смысл. Но какой? Может, он как раз и имел в виду ту самую скульптуру, что выставляется на аукцион?
Занятая своими мыслями, Таня пропустила мимо ушей, что говорил Жиль о следующих лотах, которые следовало украсть. Кажется, речь шла еще о двух столь же незначительных и не слишком дорогих предметах. Садовникова сделала усилие над собой и снова включилась в происходящее.
– Аукцион через неделю. – Судя по всему, вожак завершал свое выступление. – Мы должны немедленно взяться за подготовку операции. Ближе к акции распишем, что будет делать каждый из нас, четверых.
– Ты сказал «четверых»? – пробормотала Татьяна. – И я?.. Я тоже?
– Ведь ты же согласилась? – строго спросил Жиль и кинул обжигающий взгляд – нет, не на Таню, но на Жан-Пьера.
– Да, она согласилась, – спокойно подтвердил сообщник.
