Ее руки были заведены за спину, связаны и при этом приторочены веревкой к скрученным ногам. Малейшая попытка двинуть одной из конечностей вызывала натяжение троса и немедленную и резкую боль.
Таня лежала на животе на койке, голова повернута набок. Койка то ухала в пропасть, то вздымалась, ударяя девушку по голове, плечам, животу. В полусумраке пустой каюты (а она, несомненно, находилась в каюте – кажется, на том самом катере, который они с Марселлой пытались захватить) Садовникова сумела разглядеть лишь круглый иллюминатор под потолком: за ним серел рассвет.
Рядом – Таниного поля зрения не хватало, чтобы разглядеть, кто там, – она расслышала еле слышный стон.
– Марселла! – окликнула она и поразилась, насколько слабым и безжизненным оказался ее собственный голос.
– Да, сестренка, – откликнулась по-прежнему не видимая ею кубинка.
– Ты в порядке?
– Пока да.
– А что происходит? – выдавила из себя Татьяна.
– Плохие новости, – сообщила Марселла.
– Нас захватили?
– Не только.
– А что еще?
– Мы с тобой находимся на судне смертников.
Голос подруги прозвучал настолько безнадежно, что сердце Тани екнуло.
– Что это значит? – прохрипела она.
– Они, я имею в виду подручных Ансара, едут взрывать бомбу.
– Прямо сейчас?
– Да. Они так и не научились управляться с торпедой, чтобы доставить ядерный заряд к берегам Флориды. Они решили просто подорвать ее взрывчаткой. Бомбу – и себя. И нас. И Кубу заодно.
– Откуда ты знаешь? – спросила Татьяна.
– Я слышала, что они говорили… Поэтому мы умрем все вместе: террористы, ты, я… И еще половина Западного полушария… Но есть и хорошие новости…
– Какие?
– Этим проклятым арабам просто некогда тобой и мной заниматься. Поэтому они не будут нас мучить, пытать и насиловать. Они вот-вот на небесах встретятся с тысячью прекрасных девственниц – так зачем им мы?.. Нам предстоит просто погибнуть с ними за компанию: яркая вспышка, и от нас даже капельки пара не останется, не говоря уже о пепле.
– Что же делать? – спросила Таня безнадежно, потому что вопрос ее не имел ответа.
– Я же говорю: молиться Пресвятой Деве.
Покуда они беседовали, Татьяна несколько раз едва не прокусила себе язык – так швыряло на ходу катер. От качки ее мутило, и с каждой минутой все сильнее. Она с трудом сдерживала позывы к рвоте: «Хороша же я буду перед смертью, почти голая и в собственной блевотине!» Удары волн о корпус выбивали из головы все мысли – кроме одной, главной. Почти звериной: «До чего не хочется умирать!»
Таня закрыла глаза и постаралась расслабиться. Когда она попадала в качку во время плавания с французами, это помогало. В голове молнией пронеслись, сменяя друг друга, образы: Мадлен и Жан-Пьер… Зет… Остров Серифос… Юный Димитрис… А потом – Москва, отчим в своей прокуренной квартирке… Мама… Возится на кухне с блинчиками…
«Боже, до чего не хочется со всем этим расставаться! – метнулась мысль. Но потом мозг выдал окончательное резюме: – Наверно, я исчерпала свой собственный лимит везения. И моим приключениям действительно приходит конец. Но, видит бог, не по моей собственной воле, а, что называется, по причине смерти…»
И в этот момент мотор смолк. Прекратилась и тряска. Катер плавно, по инерции, проскользил пару десятков метров по глади моря и остановился.
На палубе стал слышен гортанный арабский говор, прежде заглушаемый стуком движка.
Спустя минуту в каюте раздались шаги. Таня увидела кусок белоснежного арабского халата, учуяла запах чужого мужского тела. Ей развязали путы на ногах, отсоединили их от рук, однако веревки на руках, заломленных за спину, оставили. Но Таня по-прежнему оставалась без движения. Мышцы рук и ног страшно затекли. Ее грубо потрясли за плечо.
– Вставай! Просыпайся! – на дурном английском прозвучал голос. – И ты, толстуха, тоже!
Смертник захватил плечо Тани железными пальцами, помог ей подняться на ноги и, подталкивая сзади в заломленные руки, заставил выйти из каюты, а потом подняться по трапу. Он вытолкнул ее на палубу – она споткнулась и чуть не упала. «Наверно, это все, – сердце забилось часто-часто. – Они решили нас казнить прямо сейчас».
И вдруг так захотелось остаться на земле – еще хотя бы полчасика, час… Посмотреть на встающее солнце, нежное море… «О боже! – мысленно возопила она. – Не дай!..»
И боженька, кажется, услышал ее молитвы. Араб, вытащивший ее из трюма, подвел Таню к лееру и крепко-накрепко привязал к нему ее руки. Потом снова спутал канатом Танины ноги и приторочил их к ограждению.
Затем тем же манером на палубу выволокли Марселлу и так же, как Таню, привязали канатом за руки и за ноги к леерам – но по противоположному борту.
Татьяна не сумела сдержать вздох облегчения – ведь манипуляции арабов означали: их не казнят немедленно, им отвели немного времени – наверное, совсем немного! – и они могут насладиться напоследок жизнью.
Таня огляделась. Катер стоял, похоже, в том же самом месте, куда они приезжали с Ансаром. Море было спокойным, и природа, как нарочно, блистала всеми своими красками. Хотя… Таня подумала, что даже в самый сумрачный февральский день вряд ли прощаться с жизнью легче… Но сейчас – особенно… Все великолепие, которое только может предоставить жизнь, расстелилось перед нею.
Тропическое утреннее солнце светило еще вполнакала, окрашивая все вокруг мягким желтоватым светом. Океан завораживающе шевелил своими гигантскими темно-синими складками. Торговый пароход задумчиво тянулся чуть ближе горизонта. Перистые облака и пушистый след от самолета оттеняли яркую голубизну неба. А вдали виднелся в синеватой утренней дымке зеленый берег Кубы…
Таня наслаждалась – каждым своим взглядом, каждым вздохом, и даже онемение в руках и ногах казалось ей сейчас благословенным…
Но потом, когда приступ первой эйфории по поводу того, что ей подарили лишний час-другой жизни, прошел, она задумалась о менее возвышенных и более прозаических материях. Несмотря на полную безнадегу собственного положения, невзирая на боль во всем теле, сознание Татьяны не желало сдаваться. Она искала – лихорадочно искала! – выход из положения.
«Зачем они нас с Марселлой здесь привязали? – размышляла она. – В качестве живого щита? Возможно. Но если так – значит, смертники не исключают штурма, с чьей бы стороны он ни последовал…»
Хорошо бы, но, увы, маловероятно… Она так и не смогла никого предупредить. Надо было все-таки тогда, в Афинах, сбежать от Зета и позвонить отчиму. Но кто же знал, что все так обернется. Сделанного не воротишь.
Татьяна искоса разглядывала экипаж катера, чем он занимается, решала, с кем и о чем она может хотя бы поговорить, наладить контакт. Она насчитала, что на яхте присутствовало, кроме них, пленниц, пятеро. Все – арабы. И все как один – в праздничных одеяниях и со слегка уже отстраненными, потусторонними, готовыми к земной смерти лицами. Они даже на полуобнаженных дев, привязанных к леерам, не смотрели – видимо, и вправду ждали встречи со своими девственными гуриями в раю.
