– Нет, далеко не все… И по своим возможностям я тоже, увы, совсем не Саваоф и даже не президент… Не все в моих силах… Вот и не смог тебя вовремя спасти…
– Ну а потом? Ты искал меня?
– О том, что тебя, так сказать, освободили, информацию до меня довели. Но поздновато – суток через пять после того, как они выкинули тебя на том острове… Мама Юля в эти дни была близка к инфаркту и инсульту одновременно… А я, честно скажу, почему-то был уверен, что ко мне прислушаются и все будет хорошо…
– Прислушаются, ты говоришь? Кто – прислушается?
– Ну, разные сферы, – туманно повертел пальцами в воздухе Валерий Петрович. – Я, к сожалению, не могу тебе все открыть… А когда я доподлинно узнал, что ты где-то в Средиземноморье и, возможно, потеряла память, я мобилизовал все свои связи в том регионе, чтобы тебя найти. Жаль, не имею права рассказывать, да и вряд ли ты когда-нибудь узнаешь, что за великие люди – настоящие гиганты! – тебя искали…
– Гиганты? – усмехнулась Татьяна. – Что ж эти гиганты меня так и не обнаружили?
– Почему ж не обнаружили? Нашли они тебя, и довольно скоро… А потом ты из-под носа ускользнула – как Колобок, честное слово! – и укатилась на яхте с этими авантюристами и преступниками-французами, и снова перехватить тебя сумели только уже в Афинах, когда ты стала, во всяком случае формально, соучастницей преступления…
– Перехватить? – Татьяна уставилась на отчима. – Кто меня перехватил?
– А кто тебя в Афинах перехватил? – вопросом на вопрос ответил с усмешечкой полковник.
– Ты имеешь в виду Зета? Так он что, наш…
– Тш-шш, – Ходасевич прикрыл падчерице рот своей большой ладонью. – Не надо произносить вслух это имя.
– Значит, он работает на… – пораженная, Таня осеклась.
– Да, он – скажу тебе по большому, прямо-таки огромнейшему секрету – мой хороший друг.
– Как же так! – воскликнула она. – Мне ведь Ансар говорил, что этот человек – сотрудник ЦРУ!
– Ну, во-первых, – хладнокровно возразил отчим, – почему ты безоговорочно веришь во всем Ансару? А во-вторых, – он едва заметно усмехнулся, – почему сотрудник ЦРУ не может быть одновременно моим другом?
– Вот оно что… – пробормотала Таня. – Ну, и как он, твой друг, сейчас у себя в Афинах поживает? Как себя чувствует?
– Ты имеешь в виду: как он пережил твое похищение?
– Именно.
– Ничего страшного с ним не случилось. Только особняк перевернули в поисках горгоны Медузы. А потом тебя в охапку и умчались. А вот хозяину дома с помощью слуги-вьетнамца пришлось потом попотеть, изобретая легенду (для соседей и для полиции), как они подверглись вооруженному ограблению.
– Ну, что ж… – прошептала Таня. – Я рада, что у твоего друга все хорошо…
Они дошли до оконечности сада и повернули назад. Сад был почти пуст, только парочка неутомимых джоггеров носилась с плеерами в ушах по дорожкам, да пробежала группка студентов из расположенной неподалеку Сорбонны. Мелкая водяная взвесь в воздухе превратилась в накрапывающий дождик. Запасливый полковник достал из своего кейса зонтик и ракрыл его над своей и Таниной головой.
– Теперь расскажи мне про супербомбу, – требовательно попросила Татьяна. – Она действительно была там, на дне?
– Когда-то – была, – чуть заметно усмехнулся отчим.
– Когда-то? – переспросила падчерица. – А когда ее не стало?
– Знаешь, совсем недавно.
– Когда – конкретно?
– С той поры минуло не больше месяца.
– Значит, когда террористы, со мной на борту катера, готовили взрыв, а мы с Марселлой готовились к смерти, супербомбы на месте уже не было?
Полковник покачал головой:
– Нет, не было.
– А в тот момент, когда мы с Ансаром впервые туда приплыли?
– Тоже уже нет.
Еле заметная улыбка тронула уста Ходасевича.
– Что же тогда арабы там, на дне, нашли? Они так радовались!..
– «Куклу» нашли. Железную болванку. По виду точно такую же, как и настоящее изделие. И даже, как и оно, слегка фонившую.
– Что делающую? – переспросила Таня.
– Излучающую небольшую, неопасную радиоактивность. Чуть выше естественного фона.
– А кто настоящую бомбу заменил на подделку?
– С этими парнями ты лично знакома…
– Морские десантники? – в азарте чуть не выкрикнула Татьяна. – Те самые? Спасшие нас?
Ходасевич едва заметно кивнул.
– Молодцы ребята! – восхитилась Таня и спецотрядом, и его командиром Сашей. – И когда они успели подменить бомбу?
– Через пару дней после того, как ты прочитала письмо Костенко.
– Только тогда?! – поразилась девушка.
– Да. В тот момент, когда ты достала из гипсовой головы сигарный тубус с эпистолой предателя, стало ясно, что государственная тайна особой важности превращается в секрет Полишинеля. И надо предпринимать срочные меры для того, чтобы оружие гарантированного возмездия не превратилось в средство угрозы, шантажа и террора в руках плохих парней…
– Ты знаешь такие подробности… Гипсовая голова… Тубус из-под сигары… Откуда? – воскликнула Таня.
– А ты догадайся с трех раз.
– Ах да, твой старый греческий друг Зет… Он… Он все знал…
– И слава богу.
– Но ты говоришь: супербомбу изъяли практически сразу после того, как о ней узнала я… Значит, действия Ансара и его подручных неподалеку от Кубы происходили под вашим контролем?
– В какой-то степени да.
– Почему же десантники не спасли меня сразу же? В самый первый раз, когда мы с Ансаром приплыли к бомбе?
Отчим пожал плечами.
– Я понимаю, тебе, возможно, обидно это слышать, однако целью операции являлось не спасение заложников, а захват Ансара и террористов – желательно в момент непосредственной подготовки к теракту, – чтобы они разговорчивей стали… Возможно, это звучит цинично, но твое спасение – лишь дополнительный бонус, который принесла спецоперация…
– Ты, Валерочка, сейчас говоришь как настоящий чекист… – с оттенком презрения заявила Таня.
– Что ж, черного кобеля не отмоешь добела, – с улыбочкой ответствовал умеющий превращать все в шутку Ходасевич.
– Скажи, Валера, – не приняла его шутливого тона Садовникова, – в письме Чехова-Костенко говорилось о восьми термоядерных зарядах, размещенных в море вдоль берегов Америки. Остальные семь на своих местах остались?
– Я бы тебя очень попросил, Татьяна, – тон отчима стал жестким и озабоченным, он даже остановился и развернул падчерицу лицом к себе и стал буравить ее лицо холодным взглядом, – забыть о том, что ты прочла в письме Костенко. Забыть навсегда. И никогда – слышишь, никогда и никому! – не упоминать об этом. Ты ясно поняла?
