Ева критически оглядела голову собеседника.
– У тебя красивая голова, академическая, внушающая уважение. Волосы не обязательны.
– Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент, констатация факта, я и раньше не обращала большого внимания на твою причёску. Важней было другое.
– Что именно?
Она не ответила.
– Давай выпьем за успех безнадёжного дела.
– Это тост моего друга Толи Новикова.
– Я помню и люблю этот тост.
Они сделали по глотку вина, помолчали.
– Ты всегда очень убедительно молчишь, – заметила Ева. – А это отражает глубину человека лучше всех слов.
– Не знаю, как насчёт глубины, но живу я тихо и незаметно, и мне это нравится.
Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.
Калёнов улыбнулся.
– Ты начала писать стихи?
– Это Пушкин.
– Его стихи я знаю плохо, мне ближе Блок. А вот проза Александра Сергеевича гениальна.
– И стихи его гениальны, в них надо вжиться, вникнуть, и многое становится понятным. Я изредка листаю сборники.
– Как тебе вино?
– Я не большой знаток вина, ты знаешь, но это великолепно!
– Раньше ты пила только соки.
– Время изменилось. – Ева принялась за еду.
Понаблюдав за ней, Калёнов тоже взялся за нож и вилку.
– Я слышал, ты развелась с мужем.
Она подняла голову, глаза женщины потемнели.
– Прошу тебя, не порти ужин! Я не хочу говорить о прошлом, всё осталось позади… и слава богу!
Максим Олегович медленно продекламировал:.
– Не хочу я себя в этом суетном мире оправдывать, я не более грешен, поверь мне, дружище, чем ты…
Ева замерла, прислушиваясь к себе самой, словно искала что-то в душе, посмотрела на него прямо.
– А это чьи стихи?
– Моего давнего приятеля Юры Ковалёва. Он хороший поэт и славный мужик.
Ева перестала есть, потянула руку к бокалу, и Калёнов добавил ей вина из бутылки.
– Скажи честно, почему ты согласился войти в группу?
– А ты?
Она нахмурилась.
– Терпеть ненавижу, когда отвечают вопросом на вопрос!
– Извини, забыл. Барсов и его парни реально помогли мне разобраться с интернетовским упырьком.
– Шамсуаровым? Так это ты уговорил майора заняться «Розовым слоном»?
– Наоборот, он предложил решить проблему куратора «групп смерти», когда я колебался, взвешивая «за» и «против». Судьба Вани Симанчука меня сильно напрягла, даже не знаю почему.
– Наверно, потому, что у самого есть внуки.
– Двое. И внучка. Может быть. Но ведь и ты колебалась?
Ева отхлебнула вина, глаза её затуманились.
– Не уверена, что сделала правильно. У меня в общем тоже всё ровно, работа интересная, часто езжу на полигоны по всей стране, никаких особых волнений или тревог нет и не предвидится… не считая мелких бытовых проблем. А тебя увидела…
Он подождал продолжения.
– Вспомнились обиды?
Глаза Евы снова на миг потемнели.
– Это к делу не относится. Ты ведь так и не женился?
– Нет.
– Вот и забудь о том, что было. А согласилась я войти в ГОН больше под влиянием эмоций. Послушала передачу по ТВЦ «Задело», о том, как законы у нас в стране пишутся под власть имущих, и так захотелось пострелять всю эту сволочь, засевшую в тёплых кабинетах! ГОН – хороший шанс заставить обнаглевшую чиновничью рать жить для народа.
– Ты оптимистка.
– А ты нет?
Он привычно помолчал.
– Я учу китайский.
– Что? – удивилась женщина.
– Анекдот такой есть: оптимисты учат русский, пессимисты английский, а реалисты китайский. Я давно слежу за тем, что творится в мире и в нашей стране. Мерзавцев вроде бывшего министра обороны Сердюкова у нас выше крыши, но самое плохое, что за ним стоят ещё более страшные упыри во власти, которые до сих пор спасают его и таких же, как он, от осуждения, гнева и возмездия. Вот кого я убрал бы в первую очередь.
– Узнаю полковника военной разведки, – с улыбкой сказала Ева. – Ты всегда решал проблемы кардинально.
– Увы, это удел молодых.
– Не кокетничайте, полковник, я знаю ваш потенциал.
– Я тоже знаю, – согласился он.
– Но счастливым ты не стал.
Калёнов пригубил вина, раздумывая больше не над смыслом сказанного, а о тоне, каким были произнесены слова. Показалось или нет, но Ева ждала от него каких-то признаний.
– Счастье – когда не надо врать, что тебе хорошо.
– Ты научился уходить от прямых вопросов.
– А ты не разучилась их задавать. Я тоже мог бы спросить, счастлива ты или нет.
– Так спроси.
– Боюсь, – признался он.
– Чего? – удивилась она.
– Что ты скажешь правду.
Ева подняла свой бокал, задумчиво разглядывая каменное лицо Калёнова, сделала глоток. В глазах женщины мелькнула и погасла искорка насмешки.
– Ты меня пугаешь, Максим.
– Извини, не буду.
Подошёл официант, принёс заказанный кофе.
– Что-нибудь ещё?
– Нет, спасибо, – очнулась от размышлений Ева, бросила взгляд на часы. – Пора заканчивать трапезу, нам ещё предстоит обдумать контакт с Бескудниковым.
– Здесь?
– Нет, конечно, поедем ко мне.
Калёнов кивнул, хотя сердце дало сбой. Снова показалось, что Ева ждёт от него каких-то слов. Но он и в самом деле не знал, что надо говорить в таких случаях, после десяти лет разлуки и полного отсутствия общения.
В машине она сказала:
– Позвони майору, дай ему мой имейл, пусть сбросит досье на Бескудникова и на его окружение. Почитаем и прикинем варианты.
Калёнов достал мобильный.
Встреча закончилась поздно ночью.
Калёнов не был у Евы дома ни разу, – она жила в Филях, на улице Первомайской, в двенадцатиэтажном панельном доме брежневской эпохи, на шестом этаже, – поэтому тайком осмотрелся, пока она переодевалась, и понял, что мужчины здесь если и бывают, то редко и по делу. Это согрело сердце, хотя он ни на что и не рассчитывал. Однако вспыхнувшую в душе призрачную надежду пришлось давить железной рукой воли.
