– Фантастику он не собирает, но почитывает, а вот фэнтези не любит напрочь. Говорит, что современная фэнтези служит возбуждению нездоровых фантазий, дозволяющих кровь, убийства, грязные сексуальные иллюзии и прочий негатив.
– Пожалуй, соглашусь с его мнением, хотя первые фэнтезийные произведения давно стали классикой.
– А сам что читаешь? Исторические романы?
– Исторические романы – та же фэнтези, призванная окончательно исказить историю. Если классики вроде Алексея Толстого уделяли больше внимания эмоциональному насыщению творений, обладая к тому же литературным даром, то современные писаки типа Акунина – вообще полный мрак!
– Ты не любишь Акунина?
– Я достаточно равнодушен к нему как к писателю, но считаю его нечистоплотным человеком. Мой начальник, директор пансионата, сталкивался с ним не раз и считает отморозком от литературы, возомнившим себя живым классиком и ментором. Недаром он уехал в Европу и гавкает оттуда на Россию как блохастая лысая болонка.
Ева засмеялась, кинув взгляд на голый череп Максима, исчезла за дверью.
В гостиную потянулись вкусные запахи с кухни.
Калёнов ощутил голод, вспомнив, что давно не ел.
Взял в руки лежащий на журнальном столике увесистый томик с закладкой, прочитал имя автора и название книги. Ли Чайлд: «Джек Ричер: смертельный спиннер».
Впорхнула Ева, поправляя фартучек.
– Хлеба нет, я испеку оладьи.
– Как хочешь. Оказывается, твой отец и боевики читает.
– Это упрёк?
– Нет, я тоже позволяю себе расслабиться на детективах, а Ли Чайлд, между прочим, не худший автор. Другое дело, что его талант расходуется на конфликтную литературу.
– Такова жизнь, полковник. Вся человеческая культура базируется не на красоте и гармонии, а на конфликте и конкуренции, литература не исключение.
– Ты читала про Джека Ричера?
– Несколько лет назад смотрела фильм про Джека Ричера с Томом Крузом в главной роли. Но американские боевики в массе своей отражают генетическую матрицу нации – насилие. Розовая американская мечта: бывший киллер становится на сторону добра, с особой жестокостью расправляясь с бывшими коллегами по профессии и бандитами, а девушка с панели превращается в прекрасную леди, защитницу добродетели.
– То есть американцев ты не любишь.
– А ты от них в восторге? Кстати, отсутствие у американцев отчества также является отражением их коллективного бессознательного, несущего весь ужас их проклятого богом генофонда, основу которого составили сбежавшие от правосудия из Старого Света воры, бандиты, обманщики, патологические лжецы и убийцы.
Калёнов невольно залюбовался раскрасневшимся лицом женщины.
– Ты случайно не сталкивалась с этим генофондом?
– Было дело, у нас украли молодого специалиста, соблазнённого посулами американцев.
– Тогда понятно. – Он показал обложку книги Еве. – «Смертельный спиннер». Интересно, что Чайлд имел в виду?
– Спиннер – это тренажёр для пальцев рук, рассчитанный на непоседливых детей. Развивает мелкую моторику.
– Я читал в Сети отзывы и согласен с одним из экспертов, утверждавших, что эта игрушка чрезвычайно вредна, так как блокирует мыслительную деятельность ребёнка. Крути себе и крути – думать не надо. Детки часами зависают на пальцах.
Ева прыснула.
– Хорошо сказал – зависают на пальцах. Может, он и прав, эксперт, сейчас на свет вылезает всё сатанинское, а ради выгоды разработчики таких игрушек готовы продавать всё что угодно. Мандзони продавал в пузырьках «дерьмо художника».
– Да ладно.
– Отстал от жизни, Максим. Знаешь, сколько такой шедевр в баночке стоит на европейских аукционах?
– Сколько?
– От ста пятидесяти до двухсот тысяч евро. Ещё пример: в моде нынче попселфи, слышал?
– Поп – от слова…
– Практически да. Начал этот бизнес проктолог-художник Сантьяго де Сор – делал селфи с пациентами во время операций и продавал. Теперь этим занимается повально весь Интернет.
Калёнов засмеялся.
– Давно известно, Европа в поп-культурном плане – гниющая свалка мерзости. Надеюсь, не предложишь мне посмотреть на творчество этого Сантьяго?
– Фи, полковник! – сморщилась Ева. – Не вовремя я вспомнила о нелюдских увлечениях. Хочешь, я разогрею рассольник с грибами?
– А ты будешь?
– Я нет, пожую овощи.
– Тогда и я не буду.
Ева снова убежала.
Запахи усилились. Глотая слюну, гадая, что готовит дочь Болотова, Калёнов бросил книгу на столик и прошествовал на кухню.
На плите стояли сразу три сковороды. На одной шкворчали разнообразные измельчённые овощи, на второй поднимался пышный омлет с ветчиной, на третьей Ева пекла оладьи.
Захотелось подойти сзади и обнять.
– Помочь?
– Обойдусь, уже скоро. Здесь будем есть или пойдём в гостиную?
– Лучше здесь. Вкусно пахнет.
– Потому что ты голодный, печёнкой чую.
«Знала бы ты, к а к о й я голодный!» – подумал он.
– Вообще-то на ночь я предпочитаю не наедаться.
– Я уже заметила, ты в отличной форме. Выглядишь не хуже майора.
– Ты мне льстишь.
– Если бы льстила, сравнила бы с лейтенантом Яшутиным.
– А он что, покруче выглядит?
– Он моложе тебя на сорок пять лет.
– Вот где собака порылась, всё-таки возраст имеет значение.
– Не впадай в детство, Максим Олегович, когда ты молчишь, выглядишь солиднее. Присаживайся.
Ева ловко разложила по тарелкам горячий салат и омлет, на отдельное блюдо выложила оладьи.
Они сели.
Ева взяла в руки вилку и виновато сморщилась.
– Не предложила выпить, не хочешь?
– А ты?
– Глотнула бы винца. – Она вскочила, направляясь в гостиную. – Проверю, что у отца в баре. Вообще-то он не любитель спиртного.
Послышался щелчок дверцы и звон.
– Есть коньяк.
– Тяжёлые напитки не употребляю, – отозвался Калёнов.
– Шампанское?
– Странно, Иван вроде бы не баловался шипучкой.
– Для гостей бережёт. Есть красное полусладкое, «Крымский погребок».
– Давай.
Ева принесла бутылку, Калёнов открыл, наполнил бокалы.
– За что пьём?
– За хорошее настроение. Я так жалею, что ввязалась в эту историю с ГОН! Побыстрей бы развязаться!
