– Не теряйте времени, – сухо сказал Калёнов. – Предлагаю спокойно подняться наверх и поговорить.
– Поговорить, – усмехнулся Лавецкий, глянув на часы, – я успею. Присоединяйся ко мне.
– Нет.
– Жаль, ты проиграешь.
– Вы уже проиграли, генерал, раз дело дошло до физического столкновения.
– Ошибаешься, пенсионер, ты останешься здесь, навсегда, а я через несколько минут буду далеко.
– До лифта, куда бы он ни вёл, вам не добраться.
– Ну, это мы посмотрим. – Лавецкий коснулся часов, и дверь в бункер с лифтом начала закрываться. Генерал сорвался с места, демонстрируя великолепную физическую форму, и налетел на Калёнова ураганом, намечая сразу по два-три удара в разные точки тела и нанося удары совсем в другие места.
Но и Калёнов не стоял столбом, продолжая двигаться в режиме боя и вызывая вспышки энергетических сокращений мышц, проследить которые не мог даже такой подготовленный боец, как генерал.
Схлестнулись трижды, и все три раза удары Лавецкого натыкались на блок или уходили в пустоту. На четвёртый раз Калёнов успел зацепить противника за руку и пальцами как щипцами вырвал часть ладони Лавецкого, заставив его отскочить.
Генерал с изумлением глянул на свою окровавленную ладонь, глаза его почернели.
– Твою душу! Ты не киборг, случайно?!
Калёнов повернулся к нему лицом, снова опустил руки, не теряя хладнокровия – и огня в жилах.
– Не испытывайте судьбу, генерал, ещё одна атака, и я вас убью.
– Дьявол! Я заплачу тебе столько, сколько захочешь!
– Честь не продаётся, генерал.
– В таком случае умрёшь ты! – Лавецкий снова коснулся пальцами часов, и в стенах бункера открылись незаметные раньше отверстия.
Сознание Калёнова ещё анализировало изменение обстановки, а инстинкты уже командовали телом, бросая его на пол.
Загрохотало! Из отверстий ударили скрытые за стенами пулемёты!
Калёнов прокатился по полу, вжался в угол бункера между полом и стеной. Но пулемёты не доставали до пола и, отработав несколько секунд, замолчали.
Лавецкий, заранее отскочивший к двери, туда пулемёты не стреляли, дождался прекращения стрельбы и метнулся в кабину лифта.
Но и Калёнов, нацеленный не дать беглецу добиться решения задачи, действуя на подсознании, как краб пробежался на корточках следом за генералом и успел нырнуть в кабину лифта.
Двери кабины закрылись, она буквально провалилась в шахту, создав кратковременную потерю веса пассажиров.
Лавецкий ударил противника ногой. Но эта невесомость, порождённая стремительным движением лифта, не позволила ему нанести мощный удар, Калёнов рывком за ногу подбросил генерала и с размаху влепил лицом в стену, добираясь до руки и шеи. Однако Лавецкий тоже умел сражаться в тесном помещении и не дал ему возможности сделать удушающий захват. Пока лифт мчался вниз, словно собираясь долететь до ядра Земли, они продолжали бороться, изредка нанося друг другу удары или тычки, целя в глаза.
Лавецкий был моложе, выше и шире в плечах, и силу в руках имел впечатляющую, но и Максима бог не обидел, поэтому он не стал демонстрировать знание приёмов дим-мак, а просто, дождавшись момента, сломал противнику большой палец на одной руке, потом на другой.
Лавецкий замычал от боли, судорожно пытаясь освободиться, и в тот момент, когда лифт внезапно остановился, прижав тела борющихся к полу, Калёнов ударил противника коленом в промежность, заставив разжать руки, а потом одним движением – без удара! – раздавил ему гортань ладонью.
Лавецкий вякнул, дёрнулся и обмяк.
Двери лифта открылись.
Тяжело дыша, Калёнов сел спиной к стенке кабины, но дверь лифта начала закрываться, и ему пришлось встать, превозмогая приступ слабости, и сунуть руку между створками двери. Они снова разъехались. Поискав глазами что-то, что могло бы стать распоркой, он подтащил тело генерала к двери и положил на порог. Выпрямился, глубоко вздохнул и вышел из лифта.
И не поверил глазам!
Потому что он вышел не в коридор или в какой-нибудь бункер, а на перрон станции метро!
Впрочем, через пару секунд стало видно, что это не метро. Станция была небольшая, и поезд на путях состоял всего из одного вагона длиной метров двадцать. У вагона, покрашенного в серый цвет, был стреловидный нос и не было окон, только дверь посредине. Станция освещалась всего одним тусклым плафоном под потолком и имела только один выезд, заканчиваясь тупиком с другой стороны.
Калёнов ожидал, что дверь вагона откроется и оттуда выскочит охранник либо машинист, но этого не случилось. Станцией и вагоном владела глухая тишина.
– Сюрприз, однако… – вслух пробормотал потрясённый Калёнов.
Осмотрев станцию, он вернулся к лифту, снял с руки Лавецкого часы, разобрался в их устройстве и после двух попыток научился управлять лифтом. Втащил тело генерала в кабину, послал лифт наверх.
В подвале усадьбы генерала его ждали встревоженный Барсов и бойцы ГОН.
– Чёрт! – сказал майор, глянув на тело в кабине.
– Хуже, – качнул головой Калёнов.
– Живой?
– Нет.
– Чёрт! Что у него там?
– Метро.
– Что?!
– Похоже на станцию метро, вагон-электропоезд, а может быть, и не электро, никого нет. Но судя по его намерениям, этот поезд в рабочем состоянии, генерал хотел податься в бега.
– Куда?
Калёнов пожал плечами, вдруг начиная ощущать болезненные толчки в разных местах тела, куда наносил удары Лавецкий.
– Где полковник?
– С ним всё в порядке, успел сделать успокаивающий укол подручному Лавецкого.
Из-за спины Барсова выглянул Яшутин.
– Давайте допросим Подвального, он должен знать, что за метро здесь проложено и куда ведёт. Хорошо, что генерал не успел сбежать. Никто из их своры не знает, что мы захватили российскую ячейку.
Барсов хмыкнул.
– Лейтенант, ты продолжаешь меня удивлять. Коля, веди сюда Подвального.
Алексеев вышел.
Композиция 24
ГОН
Подмосковье
На базу вернулись в три часа ночи.
Калёнов не думал ни о чём, кроме отдыха, но выбежавшая из офицерского общежития Ева не дала ему возможности расслабиться. На грудь она не бросилась, но схватила за руку, затормошила:
– Слава богу, приехали! Все?! Убитых нет?! Лавецкого задержали?! Что там было?! Рассказывай!
– Сейчас будет совещание, – сказал он, искоса глянув на Барсова, отдающего распоряжения бойцам. – Там всё узнаешь.
