Услышав раздраженный, неприятно знакомый голос и торопливые шаги, зверек спрятался под кушетку с красной обивкой. Мимо прошла Юлия, стуча высоченными каблуками. Герундий уткнул мордочку в пол и накрыл ее лапками.
Следом едва поспевала гневная Елена. Ее хорек не знал, но нос зверька уловил запах хозяина, шедший от коробочки в кармане молодой дамы. И еще один – соленых орешков – из другого кармана.
Запахи повели его вслед за женщинами. Дамская комната пугала: за закрытыми дверцами то и дело шумели водопады растворителей – Герундий опасался унитазов. Кроме того, по кафельному полу скользили коготки. Очень неприятное, суетное место!
Юлия и незнакомая женщина, благоухавшая хозяином, сначала кричали друг на друга. А потом последняя отвесила сопернице пощечину. Та словно оглохла на несколько секунд, помотала головой и бросилась на врага. Вцепилась и начала трясти, как будто хотела добыть орешки.
Герундий решил, что орешки его, и прыгнул ненавистной Юлии на голову, засучил ногами по великолепной прическе, превращая ее в воронье гнездо. Если бы из кармана Елены не выпала коробочка с подарком, не лопнула лента, не покатилось по полу кольцо… он бы вообще не слез. Но блестяшка!
Когда Юлия фурией вылетела в фойе, Герундий, зачарованный перстнем, вцепился в него обеими передними лапками. Елена подошла к зверьку и присела на корточки.
– Отдай пожалуйста, – сказала она так серьезно, словно Герундий мог ее понять. – Ведь это мне подарили.
Коренева протянула ладонь. Зверек обнюхал ее пальцы, они пахли солеными орешками, которыми по приходе на место угостила подругу Галя. Та взяла немного, а остальной пакетик машинально сунула в карман. Герундий склонил голову набок, точно задумался. Ему вообразилось, что орешки дают за блестяшку. Хорошая сделка! Поэтому он дружелюбно положил перстень на ладонь Елены и был сразу вознагражден заветным пакетиком арахиса. А поскольку кто кормит, того и любят, шарек немедленно возлюбил Елену всем сердцем. Залез к ней на плечо и даже не думал трогать прическу.
Так они и вышли навстречу Кройстдорфу, оба в победном настроении.
– Я не могу принять. – Елена разжала кулак с перстнем.
– Уже приняла.
Молодая женщина смутилась. Только теперь до нее дошла вся глубина катастрофы. Чтобы остаться с ним, придется поссориться с половиной знакомых. В ее лесу жандармы не водятся! Ну был бы он хоть капитан межпланетного крейсера. Елена бы еще объяснила своему кругу: «Ладно, братцы, сапог. Купилась на блеск орденов. Красивое, сильное животное!» Но тут интеллект, повернутый против таких, как она.
– Ты наконец поняла? – мягко спросил Алекс.
* * *
Утром 14-го император заметно нервничал. Он принял решение сегодня демонстративно пройти через телепорт. С обоих концов агрегата собралась пресса. Новости по всем каналам намеревались показать прыжок первого лица в неизвестность.
Был выбран самый надежный, тысячу раз хоженый маршрут. Из Большого Кремлевского дворца в Москве в Летний сад Санкт-Петербурга. Охрана уже раз двадцать сиганула туда-обратно. Макса облачили в белую рубашку, накрахмаленную до хруста, надели мундир и голубую ленту, точно он собирался не гулять, а встречать послов.
Пришла императрица в платье большого туалета.
– Я с тобой.
– Ни-ни, – запретил муж и повел шеей. – Если что, тебе быть регентом до совершеннолетия Саши.
У старого портала на первом этаже собрались все, кто готовил трансфер. Техническая поддержка, инженеры. Варька с мытыми ушами. Вдали от нее, у самого жерла, папаня при звездах.
Надо же было, чтобы в самый неподходящий момент, когда следует собрать нервы в кулак и ждать неизбежного, императора продолжали рвать на части с документами и решениями. Явился статс-секретарь Модест Терентьевич Корф и, одернув для важности длинный редингот, начал навязшие в зубах рассуждения. Де, парламент высказался против «чубак», а жители империи – за. Законодательный кризис…
А то царь не знает! Максу 35 лет, десять из которых он «за Расею ответчик», сильно и державно тащит телегу по ухабам. Все юридические западни знакомы. И если граждане выразили волю, то проще поменять законодательство, чем разубедить их. Упрямый народ. Точь-в-точь как он сам.
– Сир, всеобщее голосование по данному вопросу едва ли законно. Парламент одобрил пробныеопросы. Пробными, согласно букве закона, они и остаются.
– Есть еще мое слово, – возразил Макс.
Корф покачал головой, всем видом показывая, что случай для вмешательства неудачен.
– Не понимаю самой сути вашего беспокойства. – Император нахмурился. – Законы надо готовить, вопросы формулировать, голоса считать, результаты облекать в юридические термины, согласовывать с имеющимися нормами. Останутся палаты, комитеты, совещательные органы.
– Совещательные, – с укором подчеркнул статс-секретарь.
– При всенародном волеизъявлении я и сам могу принять указ, – заявил Максим Максимович.
– Вряд ли вас поймут, – протянул Корф. – Ведь вы царствуете не только с одобрения своего народа, но и с согласия наиболее могущественных кабинетов.
Это была уже угроза, но император предпочел все обратить в шутку.
– Когда с нами бог, кто против Великого Новгорода?
Статс-секретарь только покачал головой: смеяться изволите, ну-ну.
В дверь кабинета постучали: ждут.
По пути следования до телепорта Макс не мог избавиться от неприятного чувства: а стоит ли начинать, если столько высокопоставленных лиц недовольны? И они ли одни?
Вчера из Института мозга РАН явился директор, доктор Зяблик. Другого бы промурыжили под дверью, а этому, нате, на ладони – аудиенцию. Пред светлые Государевы очи. Надо разобраться с канцелярией, кто и зачем его пустил? Откуда вдруг такое либеральное отношение к одному просителю, в то время как с остальными – тявканье? «Невидимая субординация»?
«Во первых строках» Зяблик живописал пользу вскрытия и хранения у него в ведомстве мозгов гениальных людей. «Извилины считают», – подумал Макс. Оказалось, что многие сознательные граждане завещают свои «умы» науке. Среди них Бородин, Чебышев, Бехтерев, Горький, Маяковский, Эйзенштейн, Ковалевская, Салтыков-Щедрин, Брюсов. Все руководители советской эпохи: Ленин, Сталин, Калинин.
– Жаль, что ваши предки не пожелали…
– Мы не язычники, – отрезал Макс.
– Но ведь это невежество – отдавать свои нервные клетки червям, когда их жаждут изучать, – всплеснул руками Зяблик. – Надеюсь, Ваше Величество…
– Не надейтесь. А у вас там привидения не бродят?
Директор института удивленно уставился на царя.
– Какие привидения?
– Ну те, что отдали свои мозги науке, а потом спохватились.
– Когда потом? – продолжал недоумевать Зяблик. – Вы имеете в виду после жизни?
