– Телепортируемся, – сказал подчиненным Кройстдорф. – Положите руки на меня.
Исчезновение содержимого железного ящика не произвело на собравшихся должного впечатления. Они опрокинули машину и потекли дальше по улице, намереваясь вылиться на Лубянскую площадь к фонтану. Но конные отряды жандармерии уже работали. Им удалось потеснить часть демонстрантов к Красной, не позволить им завернуть на Никольскую, а, напротив, вынудили двинуться к Каменному мосту. На спуске от Василия Блаженного митингующих в кольцо взял еще один отряд и направил по набережной вдоль Кремля, заставив растянуться, как сосиску. Ее начали кромсать, отсекая и уводя в ближайшие телепорты.
– Жертв нет, – сообщили шефу безопасности.
– Передайте всем сотрудникам мое личное благоволение, – потирая ушибленную голову, ответил Кройстдорф. – Четко сработали. Я очень доволен. Каждому два отгула вне очереди и месячную премию.
На самой Лубянке дела обстояли сложнее. Демонстранты думали, что их похвалят, и были недовольны. К счастью, начинало смеркаться. Карл Вильгельмович позвал системщиков.
– Можно прямо из окна здания устроить им лазерное шоу?
– Почему нет? Очень даже… – Штифт был рад необычной работе.
– И музыку включить, – посоветовал Вася. – Пусть танцуют.
Это была самая светлая идея, когда-либо приходившая в медвежью голову Ландау. Толпа живет инстинктами. Ее можно бросить на убийство и заставить крушить все на своем пути. А можно расслабить посредством песенок.
– Вызовем вертолеты. Распылим над площадью веселящий газ, – рассуждал Вася.
Так и было сделано. Минуту назад возбужденные люди решили, что празднуют победу. Отмечая удачную речь в парламенте и братаясь с народом, шеф безопасности устроил им танцы.
– Одно плохо, – заявил генерал Другий. Он пришел доложить, что электронные щиты в зданиях опущены, можно не опасаться штурма. – Разрушение замешано на сексуальной энергии. Танцы только канализируют агрессию, но не позволяют ей выплеснуться.
– Предлагаешь устроить оргию? – хмыкнул Кройстдорф. – Может, ты и прав. Когда пожилые разойдутся – им эти пляски ни к чему, – пустим картинки по стенам… что пустить? Господа, у кого-нибудь в столе последний «Play Boy» завалялся? – Карл Вильгельмович помолчал, а потом распорядился: – Несколько бригад в штатском на площадь. Никто не должен… до смерти.
* * *
Алекс ушел в кабинет, позвонил Елене и всласть отругал ее. Сказал, что думает про затеянное ею спасение его любимого. Коренева не возражала, только плакала при виде живого и здорового Кройстдорфа. Ему захотелось вытереть ей слезы, и он сунул палец голограмме в глаз.
– Готовься. В четверг Их Императорские Величества пригласили нас на музыкальный вечер. И не говори потом, что у тебя нет длинного платья. Это представление высочайшим особам, поняла?
Елена ничего не успела сказать. Позвонил патриарх, и пришлось переключиться.
– Нехристь, – набросился на него Алексий. – Сейчас Пост, а у тебя на площади что творится?
Карл Вильгельмович растерялся. Он не подумал. Даже не вспомнил.
– Было бы лучше, если бы они громили дома? Может, и жертвы бы были.
Патриарх остался при своем мнении, хоть и посчитал доводы шефа безопасности весомыми.
– Ну кто из них верующий, завтра пойдет в свой храм исповедоваться, – решил он. – А ты злодей и анафема. Видеть твою рожу усатую не хочу. Сегодня.
Из всего сказанного Алекс сделал вывод, что завтра прощение возможно. Ему не запрещено обращаться за помощью. Большая победа!
* * *
Елена согласилась отправиться на музыкальный вечер только потому, что хотела видеть Алекса вживую. Подержать его за руку. Вдохнуть родной запах. Платье играло третьестепенную роль, хотя она нашла великолепное палевое с беж, из струящегося шелка. Белое страусовое перо в волосы, длинная нитка жемчуга, кружевная накидка, затканная кремовыми розами, высокие перчатки до локтей.
Он нашел ее изысканной. Втайне Коренева боялась только за туфли – практичные дамы носят зимой и летом черное, потому что оно ко всему. Но на придворное торжество не принято являться, как на похороны. Однако Елена и тут выкрутилась: нашла пару цвета слоновой кости, к перу, жемчугу и перчаткам. Вернее, позаимствовала у Резвой.
Если бы Кройстдорф знал, сразу повез бы невесту в Манеж, невзирая ни на какие протесты. И, рискуя прослыть бестактным, выбрал бы сам. Не совершив одной глупости, он совершил другую. Накануне при помощи Васи и Штифта основательно покопался в родословной Кореневой и обрел ответ на давний вопрос: откуда в его возлюбленной врожденный аристократизм. Похвалив себя за разборчивость, Алекс с букетом роз поспешил к даме сердца.
Императорская чета обитала вовсе не в Большом Кремлевском дворце и даже не в Москве. С тех пор как был изобретен телепорт, пространство сделалось неважным. За одно и то же время можно было дойти до Георгиевского зала из спальни Царского Села или Ливадийского дворца в Крыму.
Официальные резиденции менялись в зависимости от местопребывания правительства. Частным же образом императорская чета ютилась – иначе и не скажешь – в тихом, спрятанном от чужих глаз коттедже парка «Александрия» в Петергофе. Здесь можно было бегать с детьми в салочки и играть в бадминтон, не рискуя попасть в объектив папарацци. Репортеров отсекали еще на дальних подступах. Охрана не дремала. В России была запрещена охота за частной жизнью. Щадя нравственность своих подданных, император впаял в Кодекс статью.
Поэтому Елена вовсе не знала, что ее ожидает при выходе из портала. Портативным устройством пользоваться было запрещено. Извольте доехать на машине до магнитных ворот под Боровицкой башней. Материализуйтесь в таких же у въезда в Александрию. Пройдите пешком по липовой аллее, потом через мост над незамерзающим потоком, поднимитесь на взгорье, и там вам откроется истинный рай. Двухэтажный уютный дом в сельском стиле, где радушные хозяева встречают избранный круг.
Для удобства гостей дорожка от ворот до коттеджа была укутана в теплый кокон подогрева, отчего посреди декабря липы тихо шелестели кронами, на клумбах полыхали астры и георгины. Близ входа рос здоровенный куст белого шиповника – любимого цветка императрицы.
Елена как ступила на гравий, так и ощутила дрожь в ногах. Вообще она была не склонна млеть при виде земных богов и, окажись в ослепительно сияющем зале под лепным потолком, вероятно, не потерялась бы, а только слегка рассердилась. Но здесь все выглядело так мило, по-домашнему, что она растерялась.
Государь сам в прихожей встречал гостей, распоряжаясь выводком домашних роботов, которые раздевали пришедших и чистили им обувь.
– Ага, – сказал Максим Максимович, принимая белую шубку Елены. – Попались. Рад знакомству.
Коренева еще больше смутилась. Алекс, сияя, как медный таз, от непонятной ей гордости, провел свою даму под руку через несколько комнат в угловую гостиную, где на диване сидела императрица и принимала подходивших к руке.
