– Да пошел ты…
«Только не в голову!» Не хватало еще лучевых дырок во лбу. Достанут из полыньи, над чем Елена будет плакать? И Варька? И бабушка – чемпион по обниманиям? Алекс почему-то очень ярко представил, как старуха завопит: «Карлсончик, дорогой!» – и засмеялся, глядя в серое, набрякшее снегом небо.
Он почувствовал удар в солнечное сплетение и отшатнулся назад в полынью. Ледяная вода успела обжечь его и разом хлынуть в нос и рот, обдирая изнутри легкие. Кройстдорф еще успел вообразить, как шарек Герундий обнюхивает его мокрые мертвые волосы и отходит, садясь на хвост. Вроде и хозяин, но что-то не то.
Потом все потемнело.
* * *
Двое «чубак», пиливших сосны на высоком берегу реки, наблюдали за происходящим. Их было не видно из-за стволов, а ума хватило не высовываться. Звериным чутьем они поняли, что те двое, с плюющейся огнем трубкой, несут смерть. Особенно их напугал сборно-разборный предмет на трех ногах, он показался «большеногим» очень опасным.
Третий человек упал в полынью, стало быть, умер. Мертвечины «чубаки» боялись. Их нанял местный егерь убрать сухостой и уже неделю исправно кормил за работу. Добрый человек, хотя и пускает изо рта дым. Пахнет вонюче, не лесом.
Когда двое с палкой ушли, «чубаки» спустились на лед в надежде найти что-нибудь. Они были любопытны, а люди имели привычку мусорить после себя – цветные обертки, старые батарейки, огрызки яблок или непонравившиеся конфеты. Вот что особенно пленяло «большеногих»! Если бы чиновники из мэрий и хозяева «Шельфа» знали об этой страсти, то легко бы подчинили «чубак». За батончик душу продадут.
А душа у них теперь была. Так сказал отец Потап, окунув головы страшил в купель и надев на волосатые шеи по кресту. Может, и этого, третьего, вздумали крестить? Размышления «чубак» были нехитрыми. Раз мертвечиной вокруг полыньи не пахло, значит, третий жив! Дурачок – его надо было головой, а он целиком занырнул! Что за напасть с этими людьми! Простых вещей не понимают!
«Чубаки» полопотали между собой. Не смог выбраться. Бог, конечно, шельму метит. И те, кто тонет в купели, там должны и остаться для блага остального человечества, так говорил отец Потап. Но еще он говорил, что главное – спасти собственную душу. А если не поможешь, кому требуется, погубишь себя навсегда.
Поэтому «чубаки» действовали очень достойно. Они подобрались к краю полыньи. И один из них стал нырять, а другой бегать вокруг, хлопать по бокам руками и охать – на случай, если ничего не получится, так хоть выразить глубокую печаль.
К счастью, тело сразу утянуло на дно, а не поволокло течением подо льдом. На дне же хоть и темно, но не так уж глубоко для существа в два с половиной метра ростом. Поэтому искомый «третий» был выловлен, положен на снег у полыньи и обнюхан самым внимательным образом – живой. Рана страшная, почти сквозная, не фонтанировала кровью только потому, что ледяной водой захватило все тело. Но через несколько минут кровь пошла, и даже слишком изобильно.
«Чубаки» перепугались, натолкали в дырку снега и поволокли незнакомца в единственное место, которое знали поблизости, – к егерю. Тот, конечно, не выказал радости при виде покойника: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». По всем каналам уже крутили ролик с расстрелом шефа безопасности. Но егерь в сеть сроду не выходил и информационных программ не одобрял. Жизнь по принципу: лучшая новость – никаких новостей – сохраняла цвета его селезенки. Однако медицинским регенератором он обладал. (По службе выдавали: мало ли что с человеком может случиться в лесу? Например, медведь.) И даже часто пользовался. Один раз его поднял на рога лось. Другой – браконьеры наделали в достойном защитнике природы дырок.
Поэтому егерь помог своим «большеногим» затащить тело в дом и ну командовать. Мол, лапы помой! «Дудку» включи! Розетка не для слепых к стене приверчена! К кнопкам работников он не подпускал. На обеденный стол Кройстдорфа положили, как покойника, а потом сканирующие лучи регенератора прошлись по нему от макушки до пяток, очень надолго задержавшись в районе солнечного сплетения.
Алекс начал дышать. Сначала прерывисто, выплевывая из легких воду с кровью, а потом все ровнее и ровнее. На мгновение он открыл глаза, увидел только снующий луч, зажмурился, ничего не вспомнил и полностью расслабился, перейдя в глубокий, многочасовой сон.
Но перед этим правая рука несколько раз беспомощно хлопнула в воздухе, отыскивая карман штанов, потом нащупала что-то внутри, и лицо спасенного озарилось блаженной улыбкой – не выронил.
* * *
Сердце Государя в руке Божьей. Но ведь бывает и так: «Ожесточил Господь сердце фараона, царя Египетского». Памятуя об этом, Алексий, как только пришло известие о казни Кройстдорфа, отправился прямо к императору в Малахитовый кабинет Большого Николаевского дворца.
Макс встретил его неласково. Разумеется, попросил благословения и приложился к кресту. Но рта сам не раскрывал. Надо Владыке, пусть говорит. Не он же, император, явился на Патриаршие подворье.
– Сынок, – начал Алексий очень мягко. – Что делать теперь будешь?
На лице у Максима Максимовича было написано: всех раз…бу. Но он совладал с собой и начал со сдержанной яростью:
– А что мне, по мнению Вашего Святейшества, делать? Не накажу – примут за слабость. Накажу – за тиранство.
– Смотря сколько и кого именно ты накажешь, – нашелся патриарх.
– Сколько ни зацепи, – пожал плечами царь, – нити-то далеко потянут. Кройстдорф предупреждал, что так будет, да я надеялся…
Макс махнул рукой и сокрушенно опустился в кресло, подав Святейшему знак, что и тот может не церемониться с величеством – садиться, где найдет.
– Поверить не могу! – воскликнул он через минуту. – В голове не укладывается! – Опять пауза. – Вот только что Алекс вытащил моего сына из передряги, а теперь…
Патриарх не сразу понял, кто такой Алекс, а догадавшись, что Кройстдорф настолько близок царской семье, раз дело дошло до прозвищ, удивился, как это Максим Максимович при его темпераменте еще не крушит мебель и не требует расстрела каждого встречного-поперечного.
– Положим, я не верю. До сих пор не верю, – признался император. – Съемку можно и подделать. Сейчас цифровики с этим разбираются. Уже два раза докладывали, что настоящая. Но мне все-таки сомнительно. Алекс из таких передряг выбирался. – Царь перевел дух и веско добавил: – И меня вытаскивал. Живым.
Патриарх горестно вздохнул. Он-то как раз допускал гибель Кройстдорфа. Трезво рассудив, шеф безопасности мертв. Но вот теперь было о ком пожалеть. За десять лет на своем посту Карл Вильгельмович не только давал отпор любителям подкопаться под тишину и спокойствие. Он давал отпор страстям Государевым, не позволял клокотавшему внутри Макса гневу выплеснуться наружу.
– У меня убили друга. – Царь встал и прошелся по кабинету. – А могли убить сына. Если бы этот друг не спас. И вы полагаете, что я буду разбираться, кто прав, кто виноват? – Он поморщился. – Внаглую. Вот так. И ролик в сеть выложили. Нате, кушайте. Ничего сделать не можете! А если бы Саша остался у них, то пошинковали бы его на куски и отправляли бы родителям, предварительно отсняв и выложив для всех желающих.
