«Жизнь Дэвида Копперфилда» Чарльза Диккенса начинается с автобиографии главного героя и нелепого обсуждения того, как его «сорочку» выставили на продажу по вышеупомянутой причине:
«Я родился в сорочке, и в газетах появилось объявление о ее продаже по дешевке – за пятнадцать гиней. Но либо в ту пору у моряков было мало денег, либо мало веры и они предпочитали пробковые пояса, – я не знаю; мне известно только, что поступило одно-единственное предложение
[97]» [3].
Некоторые народы Индонезии верили, что плацента и ее оболочки вышли из моря и должны быть возвращены туда же: плаценту складывали в горшок и бросали в реку, откуда она могла доплыть до океана.
В Японии и Исландии от плаценты принято избавляться, не предавая ее земле под деревом, а закапывая под домом. В Японии место захоронения выбирает священник, в то время как в Исландии ее следует закопать таким образом, чтобы она совпадала с траекторией первых шагов матери, которые она сделала, впервые встав утром с постели. В одном древнекитайском тексте говорится, что плаценту и пуповину необходимо зарыть глубоко в землю; наверху должна быть «земляная насыпь, которая символизирует долгую жизнь ребенка. Если послед съест свинья или собака, ребенок лишится ума. Если его съест насекомое, ребенок заболеет золотухой. Если его съест ворона или сорока, ребенок умрет неожиданной или мучительной смертью. Если плаценту сжечь, на теле ребенка появятся кровоточащие раны» [4].
Русские традиционно считали плаценту и пуповину священными [5]. Православные христиане связывали их с образом Богородицы, олицетворением плодородия. После родов послед на время клали на церковный алтарь, где он, по поверьям, положительно влиял на фертильность других женщин, а затем его закапывали.
Некоторые народы Индонезии верили, что плацента и ее оболочки вышли из моря и должны быть возвращены туда же: плаценту складывали в горшок и бросали в реку, откуда она могла доплыть до океана. Люди делали это, чтобы предотвратить попадание плаценты в плохие руки (идея о том, что послед – это часть ребенка, существовала на протяжении долгого времени). Другие народы Юго-Восточной Азии сооружали для плаценты похоронные носилки и окружали ее масляными лампами, фруктами и цветами, а затем сплавляли плаценту по реке.
В некоторых других культурах плаценту сравнивали не с даром моря, а с деревом: такое представление объяснялось тем, что «ствол» пуповины словно укореняется в матке. Мне рассказывали, что во время рождения ребенка женщина испытывает боль из-за постоянных волн давления в сочетании с сильнейшим чувством растяжения в промежности. Выход последа ощущается иначе: роженице кажется, что из нее наконец искореняется что-то, что очень давно было погребено внутри нее. В «Золотой ветви», авторитетной книге по культурной антропологии, Джеймс Фрэзер описал несколько культур, где принято закапывать плаценту под священным деревом, которое на протяжении всего своего существования будет связано с ребенком. Дерево получает имя младенца и становится центром его мира, подобно тому, как Омфал в Дельфах был центром греческого мира.
Для большинства из нас пейзаж воспоминаний детства обладает особой силой и зачастую оказывает значительное влияние на взрослую жизнь. На Западе мы не освящаем этот пейзаж, хороня в нем плаценту или принося послед в дар богине плодородия, но он все равно в какой-то степени остается для нас священным. В конце 1970-х годов Шеймас Хини
[98] зачитал по радио ВВС свое эссе, в котором описал двор фермы, где провел детство [6]. Вступление к эссе он назвал «Омфал» и рассказал в нем о том, как водяной насос на заднем дворе был центром его детского мира.
Американская армия осуществляла маневры на территории графства Дерри: бомбардировщики пролетали совсем низко, направляясь на ближайшую воздушную базу, но великие исторические события никак не влияли на течение домашней жизни. Гул бомбардировщиков был далеким; гораздо ближе раздавался звук воды, стекающей в ведра. Когда женщины с пяти соседних ферм набирали воду, насос повторял: «Омфал, омфал, омфал». Насос служил неподвижной точкой в центре жизни Шеймаса; неподвижной, но наполненной влагой жизни, поддерживающей существование всех, кто жил вокруг нее. Хини был привязан к водяному насосу, как плод остается привязанным пуповиной к матке на протяжении девяти месяцев.
В той радиотрансляции Хини рассказал не только о насосе: пейзаж детских воспоминаний расширился, вобрав в себя гороховое поле («зеленая паутина, мембрана с прожилками света»), живую изгородь, буковое дерево, коровник и полый ствол старой ивы. Ива была его любимицей: он прислонял голову к ее коре и чувствовал, как крона дерева вертится вокруг него. Ему казалось, что он держит крону на своих плечах, подобно Атланту, подпирающему небесный свод. Переключившись на мифологию на середине предложения, Хини вспомнил, как ветви рогами окружали его голову, словно он был Кернунном, кельтским божеством. Пейзаж воспоминаний был священен, и не важно, прибегая к каким традициям (христианским, греческим или кельтским), Хини подчеркивал это.
Пуповину можно есть, сплавлять по реке или закапывать под деревом. Можно пригласить священника, чтобы он помог захоронить ее под домом. Можно продать ее, закопать на берегу во время отлива или спрятать от злых духов. В хорошо финансируемых современных системах здравоохранения появилась еще одна возможность: сохранить пуповину с помощью криогенной заморозки.
В желеобразной субстанции пуповины находятся клетки, генетически совпадающие с ребенком, но не распределенные по различным типам тканей. Такие клетки называются «стволовыми»: как новое дерево может вырасти из одной ветки, так и различные части тела теоретически способны вырасти из стволовых клеток. Из клеток крови пуповины можно вырастить такие ткани, как, например, костный мозг, в то время как из клеток желеобразной субстанции могут получиться структурные компоненты тела: кости, мышцы, хрящи и жир.
На буклетах, рекламирующих криогенную заморозку пуповины, есть два типа иллюстраций: милые и улыбающиеся дети, занятые игрой, или ученые в защитных костюмах, выполняющие сложное лабораторное задание. Невозможно встретить картинки, на которых был бы запечатлен рассеянный склероз, болезнь Паркинсона или лейкемия, несмотря на заявления о том, что хранение стволовых клеток может стать для человека своего рода страховкой от этих заболеваний. Можно пожертвовать стволовые клетки в общественный банк, передать их другому человеку или заплатить частной компании за хранение стволовых клеток вашего ребенка, которыми смогут пользоваться только члены вашей семьи.
В ряде культур до сих пор принято верить в длящуюся на протяжении всей жизни внутреннюю связь ребенка с его пуповиной. По этой причине к пуповине нужно относиться уважительно. Если вы хотите, чтобы частный банк хранил пуповину вашего ребенка, вам нужно договориться с ученым, который после появления на свет вашего младенца сможет извлечь стволовые клетки в тот критический период, пока они еще живы. Пожизненную связь ребенка с пуповиной можно поддерживать, регулярно осуществляя выплаты по кредитной карте. Благодаря Национальной службе здравоохранения в Великобритании сейчас существует организация по хранению пуповинной крови: извлеченные из нее стволовые клетки исследуются учеными на предмет возможности их использования в трансплантатах костного мозга. В течение десяти лет мы перестали выбрасывать послед в мусорное ведро и снова наделили его чуть было не забытым глубинным смыслом.
