Бедро символизирует жизнь, которую мы, люди, носим внутри нас. Тибетские буддисты делают музыкальные инструменты из тазобедренных суставов, чтобы напоминать себе о смерти. В Книге Бытия сустав описывается как один из главных источников человеческой жизни. Иаков, внук Авраама, обманывает своего брата Исава, желая завладеть правом первородства. Иаков и Исав – близнецы, и это не первое их противостояние: ранее в Книге Бытия говорится, что Иаков родился, хватая за пятку своего брата (имя Иаков является производным от слова «акев» – «пята») [5].
В начале повествования Иаков готовит для Исава примирительный подарок в виде сотен животных. До того как у него появляется возможность преподнести дар брату, на него нападает Ангел и бросает его на землю. Книга Зоар, мистический каббалистический комментарий к первым книгам Библии, называет атакующего Ангела символом темной стороны человечества, а битву с ним Иакова – аллегорией стремления жить правильно с точки зрения морали. Двое борются до рассвета, при этом Иаков пытается получить благословение Ангела. Ангел понимает, что не в силах побороть Иакова, и прекращает схватку, вывихнув сопернику бедро. Из-за этого Иаков на всю жизнь остается хромым, что служит ему напоминанием о битве с Ангелом, которую он чуть было не выиграл. В конце Израиль (новое имя, полученное Иаковом после тех событий) заявляет, что видел лицо Господа, и объясняет, что отныне сухожилия с бедер животных являются запрещенной пищей для израильтян: «…ведь Он коснулся сустава бедра Иакова рядом с сухожилием».
Раввины и еврейские ученые не могут прийти к единому мнению о значении этого эпизода. Согласно одной теории, для представителей древнесемитской культуры бедро было местом накопления сексуальной и творческой энергии. Упомянутое в тексте слово «yarech» может обозначать внутреннюю поверхность бедра, где оно переходит в мошонку у мужчин и вульву у женщин. Один еврейский ученый сказал мне, что, возможно, лучше переводить это слово как «пах». То же самое слово употребляется в Книге пророка Ионы для описания выемки в лодке. В главе 24 Книги Бытия Авраам просит своего раба принести ему клятву, положив руку ему «под стегно». С этой точки зрения, прикасаясь к паху и бедру Иакова, Ангел наделил своего соперника силой и властью, необходимыми ему, чтобы стать отцом целого народа.
Существует и противоположный теологический взгляд на эту притчу, согласно которому хромота Иакова является наиболее важной деталью: его травма напоминает о том, что израильтяне должны всегда держаться вместе. Иаков пытался побороть Ангела, но ему это не удалось, потому что он был человеком. Хромота стала доказательством его уязвимости и смертности. Получается, что сила и развитие народа зависят от Бога: именно он решает, побеждает человек или проигрывает, живет или умирает.
Первая рабочая смена, которую я провел в больнице, была 54-часовой и проходила в ортопедическом отделении. До нее я никогда и суток не проводил без сна, и те часы остались в моей памяти, словно окутанные туманом; мне казалось, что я погружаюсь в забытье из-за паники и нехватки сна. На выпускном в школе медицины, который прошел всего пару недель назад, мне вручили золотую медаль и сертификат, подтверждающий мои отличные успехи в учебе. Несмотря на наличие у меня медали, я очень быстро понял, сколь много мне еще предстоит узнать.
Люди быстро стали для меня диагнозами: ко мне на прием приходили сломанные лодыжки и запястья, вывихнутые плечи и трещины в позвоночнике. На каждого пациента следовало заполнять документы, каждому назначить рентген и анализы. Если больному требовалась операция, я обязан был рассказать ему о возможных рисках и убедить его подписать бумагу, свидетельствующую о том, что он с этими рисками ознакомлен. В то же самое время мне нужно было оказывать помощь больным в двух переполненных палатах, прописывать сотни лекарств и ассистировать своему боссу в операционной.
Одной из моих первых пациенток стала Рейчел Лабановска, 84-летняя женщина с переломом шейки бедра. Она жила одна, самостоятельно справляясь с повседневными делами, несмотря на необходимость передвигаться с помощью металических ходунков. Несколько лет назад она упала и сломала левое бедро; ей была проведена операция по эндопротезированию сустава, что помогло ей сохранить свободу и независимость. За несколько дней до нашей встречи ее дочь заметила, что мать кашляет. Семейный врач диагностировал инфекцию дыхательных путей и назначил антибиотики. Лекарства не дали должного эффекта: миссис Лабановска начала бредить из-за высокой температуры, а через какое-то время упала, не удержавшись за ролятор, и сломала второе бедро. Она пролежала на кухонном полу восемнадцать часов, пока дочь ее не обнаружила. Когда я увидел ее, у нее была гипотермия. Пациентка находилась при смерти.
Мне доводилось становиться свидетелем как медленной смерти, похожей на гаснущую свечу, так и страшной и всепоглощающей, сравнимой с падающей звездой.
Она лежала на каталке, галлюцинируя и размахивая пальцем в воздухе, словно волшебной палочкой. Ее конечности были тонкими, как соломинки, правая нога короче, чем следовало бы, а колено вывернуто в сторону. Когда я попытался взять у нее кровь на анализ, ее сонливость испарилась: миссис Лабановска вонзила ногти мне в руку и завизжала так, будто ее потрошили. Я снова уложил ее на каталку, взял кровь и, так как ее температура все еще была слишком низкой, ввел ей седативное средство, чтобы она спокойно лежала под одеялом с подогревом.
Миссис Лабановска оказалась заложницей страшного парадокса: без операции на шейке бедра ее могла убить пневмония, но из-за инфекции в легких она была слишком слаба, чтобы пережить операцию. Я отвел ее дочь в сторону, чтобы все обсудить. Надежда, страх и тревога сменялись на ее лице, словно тени от облаков. «Что же теперь делать? – спросила она меня. – Моя мама – сильная женщина, она объехала весь мир. Она не сможет жить в доме престарелых, завися от других».
«Мы отвезем ее наверх и дадим ей мощные антибиотики, – сказал я. – Если она боец, как вы говорите, она вполне может достаточно оправиться для операции».
Ее отвезли в палату ортопедического отделения, где я ввел ей антибиотики и поставил кислородную маску (которую она, не понимая, что происходит, постоянно снимала). Я договорился с физиотерапевтом о том, чтобы он помог ей избавиться от мокроты и облегчить дыхание.
Мне доводилось становиться свидетелем как медленной смерти, похожей на гаснущую свечу, так и страшной и всепоглощающей, сравнимой с падающей звездой. Миссис Лабановска была крошечной сухой женщиной, но жизнь ее прошла ярко и необузданно, как и ее смерть. Первые несколько часов она лежала неподвижно и лишь бормотала, если я, медсестры или физиотерапевты ее беспокоили. Затем бред, вызванный инфекцией, овладел ею: замешательство в сочетании с яростью переполнили ее разум. Она снова и снова пыталась встать с постели, но каждый раз стонала от боли, когда двигала сломанным бедром. Она не могла стоять. В середине первой ночи ее дочь поехала домой, чтобы немного отдохнуть; ее сменил сын пациентки, который сидел рядом с ней, пока она извивалась от боли и стонала. Я ввел ей морфин для облегчения боли, четко соблюдая дозировку: слишком большая доза приблизила бы ее смерть, а у нее еще был шанс выжить и перенести операцию.
