– Мне тоже, – Райан говорит это так, как будто я только что подтвердила его правоту.
– Но нас с Исайей связывает так много, что я не могу его бросить. Я здесь. Душой. Сердцем. Телом. Гровтон – мой дом, но я никогда не брошу своего друга, тем более лучшего друга, – я смотрю на одеяло, на котором мы лежим. – Ты должен с этим смириться, потому что в этом я не уступлю.
Молчание. Через несколько секунд я осмеливаюсь взглянуть на Райана. Наконец он сдаётся.
– Хорошо. Он твой друг. Если ты доверяешь мне, значит, я тоже должен доверять тебе.
Я сбрасываю обувь, трусь пальцем ноги о его ступню. Это лучшее, что я могу сделать со сломанной рукой.
– Договорились. Я люблю тебя и… – я глотаю страх и произношу: – Я тебе доверяю.
– Здорово, – мышцы Райана заметно расслабляются, веки опускаются.
– Здорово, – повторяю я и тоже затихаю рядом с ним. – Но мне хочется услышать это ещё разок.
Райан придвигается ближе, обнимает меня за талию и закрывает глаза.
– Я тебе доверяю.
– Хорошая попытка, – я с огромной предосторожностью изображаю, будто шутливо пихаю его локтем своей загипсованной руки. Господи, как же хорошо снова шутить с ним! – Другое. Скажи.
– Я тебя люблю.
Согретая его силой и теплом, я прижимаюсь к нему и закрываю глаза.
– Ещё.
– Я тебя люблю, – шепчет он.
– Ещё.
Но на этот раз моё сознание угасает сразу же после того, как я слышу это тихое признание. Я хотела попросить его сказать ещё раз, но моя голова уже устроилась на груди Райана. Его сердце ровно бьётся под моим ухом, и зачем мне другой ответ? Мы с Райаном растворяемся друг в друге и засыпаем.
Райан
Год назад моя жизнь была просчитана и распланирована до мелочей. Но, как говорится, хочешь рассмешить Господа – расскажи ему о своих планах. Я просовываю руку в рукав и кручу плечами, чтобы пиджак сел как надо. Синяки и порезы исчезли, но рёбра ещё болят к концу дня. Особенно если я не слишком берегу себя.
– Галстук перекосился, – мама стоит в дверях и неодобрительно качает головой, глядя на мою шею. – Иди-ка сюда.
Я отхожу от комода, мама развязывает мой галстук.
– Отлично выглядишь, – говорит она.
– За исключением галстука.
Мама улыбается и расправляет концы галстука, чтобы отмерить нужную длину.
– За исключением галстука. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
Тревожные морщинки собираются под её глазами, улыбка становится натянутой.
– Я знаю, что доктор разрешил тебе вернуться к тренировкам, но я бы подождала ещё недельку-другую. Только для того, чтобы убедиться, что всё заживает как надо.
Мама умело завязывает узел и подтягивает его к моему горлу. Несколько секунд она придирчиво осматривает результат, потом дотрагивается до моей щеки – редкий жест для нас обоих.
– Я рада, что ты поправился.
Мама убирает руку.
– Сегодня утром я разговаривала с твоим братом. Он спрашивал, как у тебя дела.
Марк отлично знает, как у меня дела. С тех пор как меня выписали из больницы, мы с ним каждый день разговариваем по телефону. Должно быть, Марку до сих пор неловко разговаривать с мамой, поэтому он выбирает самые простые темы. Я принимаюсь возиться с запонками.
– Что ты ему сказала?
– Что ты такой же упрямый, как твой отец, и ни за что не скажешь мне, если тебе больно.
– Да всё отлично, мам.
Мама теребит жемчужное ожерелье.
– Если бы мы прислушались к тебе в то утро… Если бы прислушались ещё раньше, за несколько недель до этого… Если бы я пошла наперекор твоему отцу, когда Марк нам рассказал… ничего этого не случилось бы.
– Всё нормально.
Мне бы тоже хотелось, чтобы они услышали меня в то утро, когда Бет сбежала. Мне бы хотелось, чтобы они услышали меня за несколько недель до этого, когда я сказал, что она мне небезразлична. Мне бы хотелось, чтобы мама не поддержала отца и оставила бы Марка дома, но всё случилось иначе. Впрочем, даже если бы всё было сделано правильно, вряд ли это предотвратило бы надвигавшийся кошмар. Бет сбежала потому, что её страшила жизнь в Гровтоне. Она сбежала бы всё равно, что бы ни произошло между нами, а поскольку я её люблю, то помчался бы за ней.
Мама вздыхает и вновь переходит на светский тон.
– Марк приедет на ужин в воскресенье. Думаю, устроим всё просто, по-домашнему. Только я, ты, Марк… и, будем надеяться, твой отец.
– Здорово!
Даже при том, что мы с мамой прекрасно знаем: отец уедет в город на весь вечер, который Марк проведёт в нашем доме. Он до сих пор отказывается признавать его существование. Брак моих родителей тоже не изменился к лучшему. Мама выбрала меня и Марка, а отец отказался от планов баллотироваться в мэры. Однако он всё ещё живёт с нами, и они с мамой продолжают ходить к семейному консультанту. Как я уже сказал, никто не знает, что нас ждёт в будущем.
– Не забудь бутоньерку, – мама выходит из моей комнаты.
Я хватаю ключи от машины, коробочку с красной розой, которую Бет приколет на запястье, и бегу в гараж. Краем глаза замечаю отца, сидящего за столом в своём кабинете. Мы с ним не разговаривали с того дня, когда он пришёл в мою спальню, и я не думаю, что сегодня кто-то из нас нарушит молчание.
Открыв дверцу джипа, я слышу за спиной скрип двери и звук шагов по бетонному полу. Отец подходит к верстаку и принимается перебирать коробки с болтами и гайкам.
– Твоя мама сказала, что ты подписал контракт и будешь играть за команду университета Луисвилла.
Мои мышцы напрягаются в ожидании скандала. Документ должны подписать родители, поэтому я попросил маму.
– Да, сэр.
– Мама сказала, что ты собираешься поиграть год за университетскую команду, прежде чем окончательно решить, готов ли ты уйти в профессионалы.
Я потираю затылок, чувствуя себя совершенно голым без привычной бейсболки. Конечно, я могу пойти самым простым путём и ответить ему «да», но я смертельно устал говорить и делать то, что понравится моему отцу.
– К концу первого курса я решу, достаточно ли я хорош для профессионального спорта. Кроме того, я буду учиться писать. Я люблю бейсбол и люблю писать, поэтому хочу попробовать и то и другое.
Отец выдвигает ящик с гвоздями, снова закрывает его и кивает головой.
– Ты не забыл бутоньерку? Девушки любят цветы.
Прозрачная коробочка зажата в моей руке. Я поднимаю её повыше, чтобы папа видел.
– Да. Ты меня этому научил.
Бет
Спальня Скотта и Эллисон слишком весёленькая на мой вкус. Голубые шёлковые занавески и повсюду безделушки вроде цветов и картин с изображением цветов. Кровать просто гигантская. Если Скотт и Эллисон когда-нибудь поссорятся, им даже не нужно будет расходиться по разным комнатам – достаточно просто перекатиться с боку на бок, чтобы очутиться по разным адресам.
