Я слышу приглушённые мужские голоса, смотрю на толпу мужчин, стоящих на тротуаре чуть в стороне от нас. Первая искренняя улыбка расплывается по моему лицу. Скотту понравится это представление. Может, если ещё поднажать, то я к ужину буду уже дома, в Луисвилле?
– Элизабет, – Скотт понижает голос до шипящего шепотка, характерного для обитателей трейлерного парка. – Встань как следует.
Красные пятна двадцати оттенков расцветают на щеках у Райана. Он даже не взглянул на мою задницу, он смотрит только на Скотта.
– Ладно… да, я предложил ей встретиться.
Скотт окидывает его цепким взглядом.
– Ты предложил ей встретиться?
Эй, ты! Чему тут удивляться? А что, собственно, такого? Что я, страшилище, что ли?
– Да, – отвечает Райан.
– То есть ты хотел пригласить её на свидание?
Опаньки. Скотт, кажется, на седьмом небе от счастья. Нет, чего-чего, а счастья его мне не надо.
– Да! – Райан вскидывает руки. – Я думал… я подумал…
– Что я такая доступная? – рявкаю я, а Скотт морщится.
– Что она забавная, – отвечает Райан.
Да уж конечно. Не сомневаюсь, что именно так он и подумал.
– По-моему, ты подумал, что будет забавно разок переспать со мной.
– Хватит! – рявкает Скотт.
Его прищуренные голубые глаза гневно смотрят на меня, а я поглубже засовываю руки в тугие карманы своих новых джинсов. Скотт наклоняет голову, трёт переносицу и только после этого снова возвращает на лицо свою фальшивую безмятежную улыбку.
– Я прошу прощения за поведение моей племянницы. У неё выдались тяжёлые выходные.
Я не желаю, чтобы он извинялся за меня перед кем бы то ни было! Тем более перед этим наглым кретином. Я открываю рот, но Скотт бросает мне взгляд парня из трейлера, и я поспешно затыкаюсь. Скотт тут же снова превращается в мистера Лицемера.
– Я пойму, если ты не захочешь помочь Элизабет освоиться в новой школе.
Лицо Райана принимает вежливое, но слегка невинное выражение.
– Не беспокойтесь, мистер Риск. Я с радостью помогу Элизабет.
Он поворачивается ко мне и улыбается. На этот раз улыбка у него не искренняя и не задушевная, а чертовски наглая. Ну-ну, валяй, спортсмен. Всё равно у тебя ничего не выйдет.
Райан
Стены нашей кухни раньше были бордового цвета. В детстве мы с Марком бежали домой от автобусной остановки, а когда врывались на кухню, нас встречал аромат свежей выпечки. Мама расспрашивала нас, как прошёл день, а мы макали горячее печенье в молоко. Когда папа приходил с работы, он первым делом сгребал маму в охапку и целовал. Мамин смех в папиных объятиях был столь же привычным, как наши с Марком постоянные подначки.
Не убирая руку с материнской талии, отец поворачивался к нам и спрашивал:
– Ну как мои мальчишки?
Как будто мы с Марком были единым целым, не существовавшими друг без друга.
После ремонта, который отец закончил на прошлой неделе, стены нашей кухни стали серыми. А после того, что мой брат сообщил этим летом, и папиной реакции на его слова самым громким звуком на нашей кухне стало звяканье вилок по тарелкам.
– Гвен приходила к тебе на игру, – говорит мама.
Она всего третий раз упоминает об этом за последние сутки.
Ну да, приходила. С Майком.
– Ну-ну.
Я засовываю в рот кусок тушёного мяса.
– Её мама сказала, что она всё ещё говорит о тебе.
Я прекращаю жевать и смотрю на маму. Она улыбается, довольная тем, что сумела вызвать отклик.
– Оставь парня в покое, – говорит отец. – Ему сейчас нельзя отвлекаться на девушек.
Мама поджимает губы, и мы проводим ещё пять минут под звяканье вилок и ножей. Это молчание жжёт… как лёд.
Наконец я откашливаюсь, не могу больше терпеть это напряжение.
– Папа рассказал тебе, что мы встретили Скотта Риска и его… психованную племянницу?
– Нет.
Мама нацеливается вилкой на помидорку черри, катающуюся по её тарелке. Она протыкает красный шарик и впивается сердитым взглядом в отца.
– У него есть племянница?
Отец выдерживает её взгляд с невозможным безразличием и подкрепляет это глотком пива из бутылки.
– Я дала тебе бокал, – напоминает мама.
Отец ставит бутылку, покрытую ледяной испариной, рядом с этим самым бокалом, прямо на деревянную поверхность стола, мимо картонной подставки. Мама ёрзает на своём стуле, как ворона, взъерошивающая перья. Не хватает только злобного карканья.
В последние месяцы мы с отцом ужинали в гостиной перед телевизором. После ухода Марка мама перестала готовить.
Несколько недель назад мама с отцом стали посещать семейного консультанта, хотя мне они об этом до сих пор не сказали. Потребность во что бы то ни стало быть безупречными не позволяет им открыто признать такой позор, как необходимость обратиться за посторонней помощью для спасения своего брака. Поэтому я узнал об этом тем же порядком, как узнаю обо всём, что происходит в этом доме: подслушал, как они ночью ссорились в гостиной, когда я был в кровати.
Так вот, на прошлой неделе семейный консультант посоветовал им попробовать какие-нибудь объединяющие семейные ритуалы. Два дня мать с отцом спорили из-за того, что бы это могло быть, и в конце концов остановились на воскресном ужине.
Поэтому-то я и пригласил Марка. Мы не ужинали вместе с тех пор, как он ушёл, и если бы он приехал, то, может быть, мы все вчетвером смогли бы найти способ снова быть вместе.
Я спрашиваю себя, ощущают ли мама с папой ту же пустоту, что и я, когда смотрю на пустующий соседний стул. Марк обладал особым даром удерживать моих родителей от ссор. Если они злились друг на друга, он рассказывал какую-нибудь историю или шутил, чтобы растопить лёд. При Марке в моём доме никогда не было этой арктической стужи.
– Да, у него есть племянница, – говорю я в надежде сдвинуть разговор с мёртвой точки и отвлечься от пустоты, поселившейся во мне. – Её зовут Элизабет.
И она превратила мою жизнь в ад – впрочем, не слишком отличающийся от этого мучительного ужина.
Я отламываю кусок хлеба, намазываю его маслом. Бет опозорила меня перед Скоттом, из-за неё я проиграл пари. Я роняю хлеб. Пари! Идея появляется у меня в мозгу. Мы с Крисом никогда не ограничивали время спора, а значит, я всё ещё могу выиграть!
Мама расправляет на коленях салфетку и прерывает мои размышления.
– Будь с ней дружелюбен, Райан, но держи дистанцию. В прошлом у Рисков была определённая репутация.
Ножки папиного стула пронзительно скребут по новому полу, он издаёт неприятный горловой звук.
