– Ты отвезёшь меня повидаться с мамой?
Он вздыхает.
– Нет. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Он её убьёт.
– Ну и ладно. Она сама это выбрала.
Я отшатываюсь, как будто он меня ударил.
– Как ты можешь так говорить?
Его взгляд снова становится гневным.
– Как? Несколько месяцев тому назад она позволила тебе истекать кровью у неё на глазах. Как она могла вернуться к этому ублюдку? Как она могла позволить тебе взять на себя её вину? Так что не надо давить на жалость, ладно? Не морочь мне голову. Ты поняла?
Я киваю, чтобы успокоить его, но знаю, что найду другой способ. Исайя прав. Я смогу обмануть Скотта, оставить при себе Исайю и найти возможность позаботиться о маме.
Он вытаскивает что-то из заднего кармана и суёт мне. Это новенький блестящий мобильник серого цвета.
– Мы видели, как Скотт выбросил твой мобильник в урну, поэтому я купил тебе новый и включил тебя в свой тарифный план.
Я улыбаюсь.
– У тебя есть план?
– У нас с Ноем есть план, и мы подключили к нему тебя. Так дешевле.
– Как это… (Ясное дело, без Эхо тут не обошлось.) по-взрослому.
– Ага. Это в основном Ной.
– Но как ты узнал, что я здесь? В Гровтоне? В этой школе?
Исайя смотрит на деревья.
– Это всё Эхо. В участке она подсела поближе к твоему дяде и подслушала, о чём они говорили с твоей матерью. Потом Эхо уговорила Ширли рассказать нам остальное. Скотт посвятил Ширли в свои планы.
– Круто, – бурчу я. – Теперь я в долгу у этой чокнутой стервы.
Ещё не договорив, я уже чувствую укол раскаяния. Эхо не совсем чокнутая, но мы с ней в контрах. Она милая, она красивая, она делает Ноя счастливым, но она принесла с собой перемены… слишком большие перемены… С какой стати мне это должно нравиться?
Исайя переминается с ноги на ногу. Это не к добру.
– Что ещё, Исайя?
– Эхо продала картину.
Я приподнимаю брови.
– И?
Эхо продаёт свои картины с прошлой весны.
Он снова лезет в задний карман и вытаскивает пачку денег. Ого! Не пойти ли и мне в художники?
– Это была одна из её любимых картин. Одна из тех, которые она нарисовала для своего брата незадолго до его смерти. Ной страшно разозлился, когда узнал.
Исайя протягивает мне деньги:
– Это тебе.
Я взрываюсь:
– Да пошла она со своей благотворительностью!
Эхо сделала это не для меня! Она это сделала для Ноя и Исайи, но больше всего для того, чтобы я оказалась у неё в долгу, ведь она знает, что гордость – это то немногое, чем я дорожу и никогда не поступлюсь.
Исайя подходит ближе и засовывает деньги мне в задний карман прежде, чем я успеваю отстраниться.
– Возьми. Я должен знать, что у тебя есть деньги на крайний случай. С меня причитается.
Пачка денег тяжело оттягивает карман. Как бы сильно я ни хотела, чтобы этот год поскорее закончился, нельзя забывать о том, что жизнь – сплошное дерьмо. И лучше быть к этому готовой.
Раздаётся звонок, предупреждающий об окончании обеденного перерыва.
– Мне пора.
Когда я прохожу мимо Исайи, он берёт меня под руку.
– Ещё кое-что, – его глаза темнеют в тени. – Звони мне. В любое время. Клянусь, я всегда отвечу.
– Знаю.
Не сразу я решаюсь произнести нужные слова, но Исайя – мой лучший друг, и он заслуживает, чтобы я это сказала.
– Спасибо тебе.
– Не за что.
Исайя отпускает меня, а я возвращаюсь в школу, поглаживая пальцами руку, всё ещё горящую от его прикосновения. Он мой друг… мой единственный друг.
Я берусь за ручку двери, через которую выходила, и у меня обрывается сердце. Дверь заперта. Блин! Я нарушила главное правило прогульщиков: заранее подумать, как будешь возвращаться. Дёргаю ручку. Ничего. Кручу ручку другой двери. То же самое. Страх появляется под ложечкой, и в ту же секунду меня охватывает жуткая паника. Я не могу вернуться обратно, значит, на следующем уроке меня отметят как отсутствующую. Когда Скотт об этом узнает, его хватит удар.
Обеими руками снова вцепляюсь в проклятую ручку.
– Ну же!
Дёргаю. Дверь открывается. Из щели высовывается рука, хватает меня за локоть и втаскивает внутрь.
Я вскидываю глаза на своего спасителя и мгновенно таю, поймав взгляд сказочно прекрасных карих глаз. Но обладатель этих глаз всё портит, открыв рот.
– Не уверен, что твой дядя, когда просил помочь тебе освоиться, видел это таким образом.
– Блин, ну что за жизнь! – цежу я.
Это Райан. Ненавижу этот мерзкий городишко.
Райан
Скейтершу сейчас разорвёт. Она выдёргивает свою руку из моей и злобно сверлит меня немигающими голубыми глазами.
– Я не хочу, чтобы ты мне помогал!
Вкус победы упоителен. Божественен. Он заводит меня сильнее всего на свете. Напряжение и тревога, мучившие меня в последнее время, исчезли словно по волшебству. Победа расслабляет мои мышцы, заставляет поднять голову выше и даже, провалиться мне на этом месте, вызывает улыбку.
– Верю, но сейчас тебе без этого не обойтись.
Раздаётся второй звонок, и Бет бьёт меня кулаком по руке, срываясь с места. Ставлю двадцать баксов на то, что она решила, будто опоздала на урок.
– Это только второй звонок.
Она останавливается, её спина застывает.
– А сколько их всего?
– После обеда? – я как бы невзначай подхожу к ней. Всё складывается до того классно, что даже не верится. – Три. Первый – обед закончен. Через две минуты – второй, предупредительный. А потом – третий, для опаздывающих.
Она плавно выдыхает, напряжённые скулы расслабляются. Девочка – конечно, чистый секс, но настоящая оторва. Если бы не спор, я бы поставил флажок «держаться подальше» и забыл.
– Какой у тебя следующий урок?
– Пошёл к чёрту.
Бет бросается бегом по коридору, я неторопливо следую за ней.
Дверцы шкафчиков распахиваются и с грохотом захлопываются. В коридоре стоит гул голосов. Но все замирают, уставившись на шествующую Бет. «Шествует» – в данном случае самое подходящее слово. Бет высоко держит голову и идёт ровно посередине коридора. В прошлом году к нам перевелось всего несколько учеников, и первые несколько недель они все старались не отсвечивать. Но Бет не из таких. Плавное покачивание её бёдер приковывает взгляды всех парней, включая меня.
