При упоминании о пари я достаю из рюкзака чёрный маркер. Перед тем как мы приступили к сердечно-лёгочной реанимации, Райан похвалялся, что мы с Лейси ни за что не выдержим соперничества со звёздной командой в составе его и Криса. Я пишу на своей ладони два самых красивых в мире слова и показываю Райану: не можешь.
Он прислоняется к стене, ослепительно улыбается и качает головой. Тёплый туман разливается по моему телу. Мне нравится его улыбка. Пожалуй, даже слишком нравится.
– Не-а, не ах, – говорю я.
Прошло уже целых четыре дня, а Райан до сих пор не сделал ничего, чтобы меня потрясти.
Его улыбка становится дерзкой, и я вынуждена признать, что она мне тоже нравится.
– Я не тороплюсь.
Скотт сидит напротив меня и смотрит, как я отправляю в рот очередную ложку «лаки чармс».
– А потом я нащупала пульс, а Лейси подумала, что нужно снова массировать сердце, но я, такая, качаю головой: нет, уже всё!
– И что же было дальше? – спрашивает Скотт.
Я чувствую, что вот-вот взорвусь от восторга.
– Мы победили! Мы спасли нашего манекена, а мистер Нокс сказал, что я молодец!
Я сделала что-то правильно. До сих пор не могу в себя прийти.
– Не может быть! Ты слышала, Эллисон?
На часах восемь вечера. Эллисон сидит в дальнем углу барной стойки и даже не думает хотя бы для вида оторваться от новой игрушки, которую Скотт купил ей на прошлой неделе, – электронной книги.
– Не может быть, – вторит она таким голосом, что сразу становится ясно: она вовсе так не думает.
Я засовываю в рот ещё одну ложку хлопьев, чтобы не говорить, что я думаю по этому поводу. Конечно, нужно было рассказать Скотту обо всём за завтраком, когда мы с ним остались бы вдвоём, но я просто не смогла утерпеть.
– Так вот, значит, что такое быть медсестрой? – спрашиваю я у Скотта. – Чувствовать, что всё в твоих силах и ты всё можешь?
И ещё рядом должен быть кто-то, кто скажет, что я всё сделала правильно. Я лихорадочно обдумываю неожиданные перспективы. Может быть, я стану медсестрой. Кровь меня не пугает. Испражнения – тоже. Я прихожу в такое возбуждение, что не могу усидеть спокойно и начинаю стучать ладонями по стойке. Нет, правда, я смогу!
– Чтобы стать медсестрой, нужно хорошо учиться, – произносит Эллисон усталым, нудным голосом. – А судя по последнему табелю, у тебя с этим проблемы.
Я вся краснею, как будто она отвесила мне пощёчину. Надо было бы ответить как-нибудь поязвительней, но иногда лучше сказать чистую правду.
– Ну ты и стерва.
– Прекрати, Элизабет, – говорит Скотт. – Эллисон, её отметки стали лучше.
Ничего себе, Скотт поставил её на место! Ха! Эллисон наконец-то отрывает глаза от читалки. Можно было бы сполна насладиться этим моментом, но я уже давно решила, что эта блонда не стоит моего внимания. Я поворачиваюсь к Скотту. Всё, хватит мечтать. Нужно решать реальные проблемы.
– Мне нужна чёрная краска для волос.
– Зачем? – спрашивает Скотт.
Он что, слепой? Я встряхиваю волосами и наклоняю голову, чтобы он мог получше разглядеть корни. Корни. Светлый оттенок лезет из-под угольной черноты, как чёртовы утренние лучи солнца. Я перекидываю волосы через плечо.
– Купишь мне?
Если я сама куплю краску на те деньги, что дал мне Исайя, Скотт сразу что-то заподозрит и прицепится ко мне, как муха к дерьму. А я пока не готова признаваться, что у меня есть заначка. Кроме всего прочего Скотт вечно хочет сделать для меня что-нибудь – вот пусть и сделает.
– Нет, – отвечает он.
М-м-м… я что, ослышалась?
– Нет?
– Нет.
– Я не собираюсь быть блондинкой!
– Но ты блондинка. Зачем портить такую красоту?
– По-твоему, только блондинки красивые?
Скотт закрывает глаза.
– Я этого не говорил.
– Тогда купи мне краску.
Он открывает глаза и долго рассматривает меня, погрузившись в своё фирменное молчание.
– Я куплю тебе краску, которая будет соответствовать твоему натуральному цвету.
– Я не хочу быть блондинкой!
– Приведи какую-нибудь вескую причину.
– Мне нравится чёрный цвет!
– Это не веская причина.
Тогда я нарочно в упор смотрю на Эллисон.
– Ненавижу блондинок!
– И это – тоже.
Я складываю руки на груди и перевожу взгляд на Скотта. Я тоже умею подолгу молчать.
– Видишь, Элизабет? Ты хочешь перекраситься в чёрный. Просто хочешь, и всё. У тебя нет никакой причины. Ты хочешь потому, что хочешь.
– Ага.
Мне не нравится его тон и то, что его голубые глаза слишком пристально разглядывают меня.
– Когда ты в первый раз покрасилась? – спрашивает Скотт.
– В восьмом классе.
Не к добру это всё.
– Зачем?
Горло перехватывает, я быстро отвожу глаза.
– Затем.
– Зачем затем, Элизабет?
Затем, что очередной мамин ухажёр принял меня за неё среди ночи.
– Расскажи мне, – Скотт смотрит так, будто видит меня насквозь. – Скажи, зачем ты перекрасила волосы.
Исайя знает. Я рассказала ему однажды, когда больше не могла удержать язык за зубами. Мамин приятель припёрся в нашу единственную спальню среди ночи. Сел на пол около моего дивана. Поднял мою руку, поцеловал и назвал меня маминым именем. Он дал мне пощёчину, когда я заорала, а потом ещё одну, когда понял, что обознался.
Воспоминания накатывают потоком, я не могу их отогнать. Мне нужно срочно всё забыть. Мне нужен кто-то, кто удержит меня в настоящем. Кто-то, кто сотрёт плохие воспоминания. Я не простила Исайю за предательство. Я ни разу не разговаривала с ним с тех пор и не уверена, что готова это сделать.
Но даже если вынести за скобки наше недавнее прошлое, я не уверена, что мне нужен Исайя. По какой-то необъяснимой причине меня тянет к кому-то другому… И это меня пугает, а страх лишь усиливает тяжёлые воспоминания.
Я снова слышу голос того ублюдка. Снова чувствую на себе его руки. Пальцы сами собой растопыриваются над головой, как когти. «Уйди, уйди, уйди!» Я встаю так резко, что стул накреняется и с грохотом падает на пол.
– Пошёл ты в задницу, Скотт! Я сама куплю себе краску.
Райан
Джордж посмотрел на эту девушку новыми глазами. Нет, не новыми, скорее, глазами из прошлой жизни. Попытался понять её не головой, а сердцем.
