Тогда я значилась как третья девушка слева во втором ряду и похвастать чем-то серьезней ролей продавщиц сигарет не могла. На Нору меня взяли только за способность изображать несостоявшуюся балерину.
Для меня самым бесценным стал именно опыт игры Кортезе и Реджани. Я не снималась с ними ни в каких эпизодах, но на площадке бывала рядом и видела их стиль общения вне круга, очерченного софитами. И Валентина, и Серджио не допускали вторжения журналистов в свою личную и семейную жизнь.
Кортезе сокрушалась, что актерам Голливуда редко позволяют жить собственной жизнью вне экрана, актеры становятся рабами публики и должны делать все, что та ни потребует, и в личной жизни тоже. Мне она посоветовала не заключать долгосрочных контрактов, потому что свобода в жизни ценней всего.
Я впитывала слова примы, как губка воду, вот только о долгосрочных контрактах тогда речь не шла. Я не догадывалась, что мое небесное облако уже вплотную подплыло к тому месту, где я стою. Весной 1951 года началась полоса моего везения длиною в целую жизнь.
Наверное, я не права, мне везло всегда и во всем, ведь не погибла же я при бомбежках, не попала в концлагерь, не была арестована во время походов с заданиями, не умерла от голода… Не стала балериной? Но это значило только то, что я должна стать актрисой. Только вот выяснилось это позже.
С весны 1951 года в моей жизни действительно начало происходить что-то невообразимое, приведшее меня на Бродвей и съемочную площадку «Римских каникул», чтобы вести дальше.
Однако первым небеса доставили мне потрясение в личной жизни — я встретила Джеймса Хенсона. Или он меня.
Это случилось на коктейле по поводу «Секретных людей». Устраивая разные встречи и вечеринки, руководство студии просто привлекало к актерам и будущим фильмам внимание публики, причем часто публики состоятельной. Конечно, я понятия не имела, что это за рослый светловолосый красавец в элегантном костюме и с ослепительнейшей улыбкой.
Красавец оказался еще и весьма галантным, он мгновенно вскружил мне голову, хотя сам Джимми утверждал, что это я ему вскружила. Согласна, вскружили взаимно. Джеймс был настоящим принцем на белом коне, но сначала я вовсе не рассматривала его как потенциального супруга, слишком велика разница в финансовом положении, дело в том, что Хенсоны были до неприличия богаты. Семейный бизнес, начавшийся производством грузовиков, успешно перерос в перевозки по всему свету.
Миллионер Джеймс имел славное прошлое — во время войны был офицером, активно занимался спортом и… слыл завзятым ловеласом, в списке побед которого числились Ава Гарднер и Джин Симонс. Честно говоря, мне было почти наплевать и на его миллионы, и на его любовные победы, мне понравился сам парень. Вернее, Джимми было уже тридцать, и его семья считала, что вполне пора остепениться. Сам Хенсон пока так не считал.
Позже я не раз вспомнила совет Кортезе: не заключать никаких долгосрочных сделок. Но моя уже была заключена, мне надо было на что-то жить, оплачивать счета, а потому я просто обязана работать. В балет не взяли, танцевать в кабаре бесперспективно, пришлось сниматься, хотя за время съемок «Секретных людей» мои розовые очки заметно потускнели, я поняла, что кино тяжелый, изнурительный и часто неблагодарный труд.
Джеймса мой контракт с киностудией не испугал, пока он не собирался делать меня миссис Хенсон, значит, я могла танцевать на съемочной площадке сколько угодно. Я ожидала, что меня ждут именно такие роли — танцевальные, и не надеялась ни на что другое.
Мама от появления в моей жизни аристократа-миллионера Джеймса Хенсона была в восторге. Я понимала ее: лучше стать миссис Хенсон, чем всю жизнь изображать прислугу или мебель в третьесортных фильмах. Она никогда не верила, что у меня есть актерский талант, вернее, речи об актерстве просто не шло, а путь в балет был закрыт.
Что-то у меня получается невеселое повествование. Но в те годы жизнь и правда была не слишком легкой, мама осталась без работы, и я хваталась за все подряд, любые роли, только чтобы иметь возможность оплачивать счета.
А повествование невеселое еще и потому, что сегодня мне хуже обычного… Не хочется просить увеличивать дозу обезболивающего, я понимаю, что время заставит сделать это, и чтобы не стать совсем зависимой от лекарств и не превратиться в бессловесное растение, я предпочитаю терпеть боль.
Джеймс был очарователен, ухаживал просто замечательно, довольно быстро объяснился в любви и попросил моей руки. Я до сих пор гадаю, что заставило маму сказать:
— Только не назначай пока день свадьбы.
Что она чувствовала? Сама мама говорила, что ничего особенного, просто хотелось понять, что намерения Джимми серьезны, удостовериться, что он уже остепенился, как того страстно желало все семейство Хенсонов. Мне было двадцать два, ему тридцать, самое время пожениться, но я послушала маму. Мы решили повременить с помолвкой.
Это оказалась судьба.
Согласно контракту я поехала в Монте-Карло играть роль безалаберной няньки, отдавшей младенца «не тому» и теперь выпутывающейся из дурацкой ситуации. Мама отправилась со мной, Джимми остался в Лондоне. Он то и дело звонил, напоминая о своей любви и моей верности, я клялась, что ничегошеньки, кроме роли, не вижу и никого, кроме противных партнеров, не замечаю. Партнеры вовсе не были противными, но Джимми так спокойней.
А потом была та самая нечаянно счастливая встреча с Колетт и предложение играть Жижи на Бродвее. Джимми не противился, у него был бизнес в Торонто, который заставлял проводить много времени в Канаде, мое проживание в Нью-Йорке жениха вполне устраивало.
Он примчался в Нью-Йорк следом за мной и едва не сорвал все репетиции «Жижи», мы напропалую гуляли ночами в принадлежавшем их семейству ресторане, после чего я появлялась на утренних репетициях в театре с мешками под глазами и страстным желанием не слушать реплики партнеров, а просто спать! Если бы не Джильберт Миллер, устроивший мне громкую выволочку и почти посадивший под домашний арест, я провалила бы роль, зато наверняка стала бы миссис Хенсон.
Принесло бы мне это счастье? Не знаю. «Жижи» состоялась, миссис Хенсон я так и не стала.
После первого успеха «Жижи» я отправилась в Рим, покорять киношный Олимп, то есть сниматься в «Римских каникулах». Джеймс, хоть и был недоволен, скрепя сердце согласился. И то после того, как я согласилась на публикацию объявления о нашей помолвке.
— Мы должны пожениться этим летом!
— Осенью, Джимми, летом я снимаюсь в Риме.
— А осенью ты поедешь с «Жижи» в тур по Америке.
— Но между съемками и туром как раз будет время!
Сейчас я пытаюсь вспомнить, действительно ли верила, что между съемками и турне со спектаклем у меня будет время, чтобы осчастливить семейство Хенсонов вхождением в него, или я кривила душой. Боюсь, что второе. Я-то уже знала, что съемки никогда не идут по графику, а после того, как от аплодисментов заключительного спектакля «Жижи» в театре Фултона до самолета в Париж у меня осталась всего пара часов, могла бы сообразить, что не больше мне дадут и на обратный путь.
