– Предусмотрительно.
– А то! Жизнь ведь на кону! – покачал потной башкой Котомский. – А это самое дорогое, что у нас есть.
– Как же они все-таки не убереглись?
– Вот и я не знаю. Ведь если мокрощелка клиента все-таки пригласила, она ему тоже не сразу свой адрес выдает. Она называет дом, где живет, и подъезд. «А как приедешь, – говорит, – снизу мне позвони». А когда он снизу по мобиле ей звонит – она опять его на базар разводит. И в окошко на него смотрит. И если он ее чем застремает… Ну вдруг он похож на мента, наркошу или шизика – она номер своей квартиры ему не скажет. Соврет чего-нибудь, но не пустит… Понял, Паша?
– Понял. Значит, проститутки берут только тех клиентов, кто выглядит, по разговору и внешне, абсолютно нормальным.
– Правильно! А уж когда пацаны по девчонкам телегу о маньяке пустили – те вдвое и втрое осторожней стали.
– И все равно не убереглись.
– Вот и я про то, – вздохнул Котомский.
– Значит, – задумчиво произнес Синичкин, – маньяк кажется со стороны настолько нормальным, что даже пуганые девки его не заподозрили…
– Точно.
– А «рабочие» мобильники у всех троих проституток исчезли?
– И не только мобильники. Все ихние рабочие записи – тетрадки пропали. Они ж обычно все записывают: кто клиент, какой его телефон, сколько денег она с него срубила – и так далее.
– Зачем записывают?
– Как зачем? Для отчета. Как Ленин говорил? – хохотнул Котомский. – Капитализм – это учет и контроль.
– Вот это маньяк, – покачал головой Павел. – Предусмотрительный.
– Точно. При этом совсем непохожий на маньяка.
– А вы до ментов эту информацию довели?
– Ну, ты спросил! Откуда я-то знаю? Да менты и сами не дураки…
Котомский допил чай, утер рот рукой, скривился:
– Гадость этот чай!.. – А потом продолжил:
– Знаешь, Пашка, раз у тебя в этом деле интерес есть – я не спрашиваю какой, – хочу тебе предложить сделку. Если ты узнаешь чего про этого п…ра гнойного – звони сразу мне. А я тебе лавэ за это пришлю.
– Откуда ты знаешь – может, я работаю, чтоб этого маньяка отмазать? – усмехнулся Синичкин.
– Не, ты не такой, – убежденно покачал головой Котомский. – Ты маньяка отмазывать не будешь. Ты честный фраер. Порядочный.
Слово «порядочный» в его устах прозвучало презрительно, как оскорбление.
– За конкретный стук, – продолжал Котомский, – за такой стук, после которого мы этого засранца возьмем, я тебе лично десять зеленых дубов откину.
– А ты?
– Что "я"?
– Если вдруг узнаешь чего – мне позвонишь?
– Не обещаю.
– А ты пообещай.
– Ладно, Синичкин. Может, позвоню. По старой памяти…
Котомский посмотрел на массивный золотой «Ролекс».
– Все. Хоре базарить. Бизнес стоит. За обед твой заплатить?
– Обойдусь.
– Ну, как хочешь.
Котомский встал и тяжело, как мастодонт, направился к выходу из кафе.
Синичкин отодвинул от себя тарелку с остатками свинины по-тирольски.
Итак, теперь у него появился клиент. И не только моральный стимул найти убийцу, но и материальный.
Он выждал, пока Котомский покинет заведение, и махнул официантке. Девушка явилась немедленно, хотя обычно официантки в «Пирогах» по первому зову к столу не бросались. «Наверно, я ей понравился», – усмешливо подумал Синичкин.
– Счет, лапушка, – ласково попросил он.
А девушка вдруг спросила:
– Скажите, это вы Павел Синичкин?
* * *
Тане «повезло». Подвалило, подфартило, поперло.
От «Автостиля» (он располагался на «Тимирязевской») до Большой Дмитровки она ехала почти час.
Движение – сумасшедшее, поток – плотнейший. Не сидится москвичам дома. Хотя и поздно уже, на улицах сплошные пробки. Таня старалась, как могла: и стартовала резво, и по резервной ехала, и даже по тротуару один раз пронеслась, распугала разморенных жарой пешеходов. В пути, стоя на светофорах, она еще пару раз набирала Синичкина. Один раз нарвалась на Пашино «алло», а второй – когда до Большой Дмитровки оставалось всего-ничего – включился автоответчик. Неужели ушел?!
Она с визгом покрышек свернула на Большую Дмитровку – хотя теперь-то что газовать, если Пашка уже смылся? И тут вдруг увидела: знакомая походочка.
Так и есть: Синичкин.
Таня тут же бросила «пежика» в правый ряд, спряталась за могучей тушей черного джипа. Остановилась под знаком «остановка запрещена», закрыла машину и выскочила на тротуар.
Не потеряла? Нет. Вот она, широкая Пашина спина, метрах в ста впереди. Таня, стараясь не цокать каблуками и, хоронясь за спинами прохожих, направилась вслед за Синичкиным. Можно, конечно, просто к нему подойти… Но Павел, кажется, куда-то спешит. А тут она… Наверняка Валерочка уже рассказал Паше о ее бегстве из особняка. И Синичкин, возможно, начнет ее отчитывать прямо посреди улицы: вон как решительно выглядит…
"Все равно мне влетит. Сейчас, потом – какая разница? – убеждала себя Таня. – Что зря оттягивать?
Нужно окликнуть его".
Но подходить к Паше ей хотелось все меньше и меньше. А что, если она поступит нестандартно.
* * *
– Да, Синичкин – это я, – удивленно ответил официантке Паша.
– Тогда вот ваш счет. И еще записка. – Девушка протянула ему запечатанный конверт.
Паша с недоумением уставился на логотип: "Рекламное агентство «Пятая власть». Фирма, где работает Татьяна.
Он разорвал конверт.
Пашуня, а ты совсем не умеешь сбрасывать «хвосты»! Я шла за тобой аж от Совета Федерации!
Сообщаю, что веду параллельное расследование. Уже проверила Лучникова и Пилипчука. Следующие в моем списке – Можин и Грибов. Так что ты уж, будь добр, с ними не встречайся. На связь буду выходить сама. Целую крепко, твоя репка.
Синичкин растерянно отложил записку. Ну, Татьяна! Ну, деятельница! Вот, оказывается, что случилось: Таня с дачи сбежала. И занялась самодеятельностью, которую она, разумеется, именует гордым словом «расследование».
Синичкин снова подозвал официантку:
– Давно это записку принесли?
– С полчаса назад.
Ну, Татьяна! Ну, негодяйка! Вот кто ему названивал и трубку бросал…
Павел взглянул на часы: половина девятого. Через час его ждет Ходасевич.
Синичкин сунул записку в карман, оплатил счет и вышел из кафе.
