– Хорошо. Очень хорошо.
– Почему?
– Смотри даты.
Паша, кажется, ее не понимал. Глядел удивленно.
И Таня скороговоркой выпалила:
– Первое убийство – в Самаре, в октябре позапрошлого года. Второе – в Москве, в прошлом году, двадцать шестого марта. Потом – тоже Москва, тридцать первое октября…
До Синичкина наконец дошло.
– Так.., октябрь позапрошлого года. Не годится.
Паспорт выдан в январе прошлого. В марте того года Еремин никуда из страны не выезжал… В октябре – тоже. Пока все сходится!
– Проверь дальше, – попросила Таня. – Второго мая – убийство в Петербурге. Восьмого июня – в Твери. И, наконец, двадцать первого июня – снова в Москве…
– Та-ак.., черт! Тридцатого апреля он вылетел из Шереметьева. В Англию. И вернулся.., только пятого июля. – В Пашином голосе слышалось нескрываемое разочарование.
– Значит, не он, – облегченно вздохнула Татьяна.
– Но это может быть хитрый ход!
– Нет, Паша, нет, – сказала она. – Я чувствую: это не он…
Василий между тем лежал навзничь и не шевелился, однако грудь его вздымалась, дыхание было ровным.
Павел, потирая костяшки пальцев, спросил:
– Хорошо. Допустим, это не он. Но в таком случае – что нам с ним делать?
– Ты иди на кухню, – приказала Таня.
– И что?
– Я эту кашу заварила – я и буду расхлебывать.
Паша, кажется, сомневался. Таня слегка подтолкнула его к выходу из комнаты.
– Иди, Пашуня, иди. Ничего мне этот Вася не сделает. Он обычный мужик. Нормальный.
* * *
Милицейский «газик» встряхивало на каждом ухабчике шоссе. Пожилой водитель-старшина держал руль одной рукой: форсил перед Ходасевичем. Во рту его дымилась «беломорина».
Как только они выехали из Мележа, Ходасевич дал старшине денег, чтобы залить полный бак «газона» бензином.
Теперь полковник сидел на переднем сиденье, откинувшись и полуприкрыв глаза. Размышлял.
Кажется, мозаика почти сложилась. Недоставало ерунды: одного-двух звеньев. И еще: ему не хватало времени. Смертельно не хватало.
– Куда мы в Москву-то едем? – перекрикнул старшина рокот мотора, свист ветра и шипение шин по асфальту.
– Потом! – махнул рукой Валерий Петрович и гаркнул в ухо шоферу:
– После скажу!
Он сам еще не знал, куда конкретно они едут. Это ему и надобно было вычислить.
Валерий Петрович снова погрузился в размышления.
* * *
– Вася, Васенька!
Таня нежно гладила по щеке лежащего на полу гиганта. Она стояла перед ним на коленях.
Рыжебородый художник открыл глаза. Взгляд его был мутным.
– Вася! Васечка!
– Ну? – Атлет сфокусировал взгляд на Татьяне.
– Собирайся! Быстро!
– К-куда?
– Это был мой жених.
– Че-го? – взревел художник и отпрянул.
– Васенька! Прости меня! – продолжала быстро и нежно шептать Татьяна. – Это мой бой-френд был.
Выследил меня, зараза. Давай, Вася, вставай.
– Где он? – Лицо Василия помрачнело.
– Выгнала на фиг, – слабо улыбнулась Татьяна. – Но боюсь, вдруг вернется?
– Вот чудило! – выругался неудачливый клиент. – Что это он за пургу тут нес? – пробасил Вася, ощупывая свое лицо.
– Он у меня псих. Настоящий! Крыша поехала от ревности! Васенька! – затеребила Таня гиганта. – Пожалуйста! Уходи от греха. А то ведь вернется сейчас…
– А ты что ж, шалава: с одним женихаешься, а с другим зарабатываешь? – спросил гигант. Он потряс головой и медленно, неуверенно стал подниматься на ноги.
– А что мне делать-то? – вздохнула Таня. – Жених не работает. И ни на что другое не способен, кроме как ревновать. А кушать-то хочется!
Василий встал.
– Что ж ты за дура такая?! Тоже, нашла себе мужика! Такая телка, а живешь с нищим да припадочным…
Татьяна только горестно вздохнула.
– Давай лучше ко мне переходи. Будешь у меня как сыр в масле кататься. Бирюльки-шмирюльки, все, что попросишь!
– Спасибо, Вася. Я подумаю, – серьезно сказала Татьяна. – А ты пока прости, что так получилось.
И деньги свои забери.
Татьяна подняла с пола пять зеленых сотен и протянула их гиганту.
– Не. Оставь себе.
– Я не отработала, – В следующий раз отработаешь.
– Да я уж и боюсь тебя приглашать. Видишь, как получилось. Мне и в голову не могло прийти, что этот придурок догадается…
– А я этого хорька не боюсь. Пусть приходит. Мы еще посмотрим, кто кого.
– Нет, нет, Вася! Давай в другой раз.
– Ну, ладно. В другой так в другой, – довольно добродушно, если учесть гостеприимство, с которым его встретили Таня с Пашей, промолвил рыжебородый.
– На вот тебе твои пятьсот баков. Не разбрасывайся. Пригодятся еще.
– Ладно, возьму. – Художник усмехнулся. – А то получится – мне за мои же деньги по башке настучали.
– Прости меня, Васенька. Я не все просчитала.
Думала, этот урод спит, а он, скотина, под окнами бродил…
– Ладно, цыпочка. Живи. Но помни: за тобой должок.
– Хорошо.
– Может, в следующий раз просто встретимся?
Погуляем? Конфетки-букетики?
– А что, давай, – согласилась Таня.
– Точно? – расплылся в улыбке художник.
– Точно. Ну, иди, Васенька, иди. А то, не дай бог, этот псих вернется.
– Я позвоню.
– Звони. Слушай, а может, лучше я тебе сегодня заплачу – ну, за моральный ущерб?
– Ты что, с ума сошла! За кого меня держишь?!
– Ну ладно. Позвони мне обязательно.
…Когда за художником закрылась входная дверь, Татьяна прошла на кухню и без сил опустилась на стул.
Часы показывали четверть пятого ночи.
Все тело у Татьяны ломило от пережитых стрессов. Каждый нерв внутри, казалось, ныл и дергался.
– Ох, я бы сейчас коньячку выпила! – выдохнула она.
– Ну и выпей, – пожал плечами Синичкин. – Мне еще в Мележ назад рулить.
– Хочешь, я твоего «пежика» поведу?
– Да нет… Сейчас, подожди чуть-чуть… Минут десять отдохну – и поедем к Валере.
