Повинуясь необъяснимому порыву — чем она могла мне помочь? — я позвонила моей давней подруге Мэнди. Она работала в штате Монтана, и я, вероятно, разбудила ее, взахлеб рассказав о случившемся. Не важно, какие она нашла для меня слова! Я просто слышала ее голос, уверенные интонации: все будет хорошо…
Снова ожидание. Наконец пришла другая медсестра и проводила нас в детскую палату. Душа моя болела. Одна ножка Брэндона была опутана проводочками, а сам он лежал в какой-то холодной, похожей на клетку, металлической кроватке. Бедный милый малыш! Могу ли я взять его на руки? Да, ответили мне, только осторожно с трубками.
Было уже далеко за полночь. Я предложила дедушке вернуться домой и дождаться Майкла и Джуди; я же останусь здесь. У меня и в мыслях не было оставить тут Брэндона одного — в этом ужасном месте, в этой ужасной кровати, даже если бы он и заснул! Прижав к себе, весь остаток ночи я держала его на руках, сидя на стуле…
Брэндон все еще спал на моих коленях, когда около восьми утра прибыли его родители. Джуди бросилась к моим ногам на пол, забирая у меня свое дитя. Но тут произошло то, от чего жалость вновь пронзила мое сердце — на этот раз к матери: ее сын начал вырываться, плакать и потянулся ручонками ко мне. Джуди взглянула мне в глаза — с таким выражением, какого я у нее никогда раньше не видела, и кротко вернула мне ребенка.
Я чуть не разрыдалась.
— Смотри, он хочет к Сьюзи, — сказала она еле слышно мужу. — Почему бы тебе не пойти домой, Сьюзи? Ты так устала, а мы побудем здесь. — В ее голосе звучала нежность.
Я прижалась щекой к мягким волосикам Брэндона и продолжала покачивать его до тех пор, пока он не перестал всхлипывать. Подняв глаза, я увидела, что Джуди все еще смотрит на нас с нежностью. Волна подлинного страдания и сочувствия заполнила пространство между нами. И шла она в обоих направлениях.
Мне очень не хотелось выпускать из рук Брэндона, но я понимала, что мне нужен отдых. Я отправилась домой и, рухнув в постель, проспала большую часть дня. Джуди предупредила меня, что за детьми присмотрят Кармен и Делма, и я была ей благодарна. Проснувшись, я тут же позвонила в больницу. День клонился к вечеру. Джуди сообщила, что результатов анализов еще нет и что она наняла для Брэндона частную медсестру. Мое сердце снова упало. Он плакал? Да, ведь он еще не привык к новому человеку.
Приехав на следующее утро в больницу, я наконец услышала хорошие новости: результаты анализов показали, что менингита у Брэндона нет и что у него всего лишь бактериальная инфекция. Температура понизилась до 99 градусов
[62], и его могут выписать.
Вернувшись домой, на столике в прихожей я нашла большой букет цветов и записку, адресованную мне. Я развернула листок. Записка была от Мэнди.
Дорогая Сьюзи!
Я не перестаю думать о тебе и Брэндоне. Надеюсь, с ним все в порядке, и, надеюсь, ты держишься.
С любовью, Мэнди.
Я разревелась — уже пятый раз за эти два дня. И как раз в этот момент вошел Майкл. Я сидела на нижней ступеньке лестницы с цветами в руках и заливалась слезами.
— От кого цветы? — спросил он бегло.
— От моей подруги Мэнди, — всхлипнула я.
— По какому поводу? — Его лицо не отражало никаких эмоций.
— Просто от души… Я так волновалась… И она… — невразумительно промямлила я. Мне действительно было неловко из-за своих слез. В конце концов, он ведь отец Брэндона!
Майкл безучастно смотрел на меня.
«Я столько пережила!» — хотелось мне крикнуть. Неужели он не понимает этого? Я люблю его сынишку! Не могу поверить, что он так и не понял, как мне было тяжело и как я за него испугалась.
Но, похоже, он действительно не понял. Он платил мне. Платил за то, чтобы я заботилась о его детях. Но не за то, чтобы я их любила.
Это я делала по собственному желанию.
9
Погоня за красотой
Я очень практична. Для меня очень важно, чтобы мои дети знали, что их мама я, а не няня.
Спустя всего несколько дней после того, как я начала работать, Джуди заметила:
— Я ненавижу, когда ребенок тянется к няне, а не ко мне.
Как бы то ни было, она не делала ничего для того, чтобы это было не так. Мне было очень грустно сознавать, что Джуди воспринимала это как цену, которую приходится платить за то, чтобы иметь няню. Она, наверное, полагала, что должна отказаться от некоторых радостей материнства только потому, что имеет возможность нанять прислугу.
Однако от некоторых вещей она не желала отказываться. Однажды утром, после того как старшие дети ушли в свои дошкольные учреждения, а я кормила Брэндона рисовой кашей, вошла Джуди, долго и с неудовольствием смотрела на меня, уперев руки в бедра, а затем произнесла:
— Что ты делаешь?
Я в недоумении ответила:
— Ну, я кормлю…
— Тебе не кажется, что прежде следовало бы проинформировать меня, что ты собираешься кормить его твердой пищей?
Я сдержалась.
— Гм, когда мы были у педиатра, доктор сказал, что Брэндону можно давать рисовую кашку, смешанную с детским питанием.
— Хорошо, и тем не менее. Именно я и никто другой должен был дать ему первую ложку.
— Извините, — сказала я, передавая ей пластиковую мисочку и детскую ложечку. Я побоялась сказать ей, что следую совету педиатра уже почти две недели. Разве она не знала об этом? Однако она права — именно мать должна первой начать кормить своего ребенка с ложки. Я тихонько вышла, чувствуя себя страшно неловко, и поднялась поменять белье в постельке Брэндона. Когда я спускалась обратно с грязным бельем в корзинке, я увидела на подъездной дорожке отъезжающий «мерседес» Джуди. Я вошла в кухню. Кармен вытирала с мордашки Брэндона остатки каши.
Чувствовала ли Джуди себя вычеркнутой из ежедневного распорядка Брэндона? Этого я никогда не узнала.
Из троих детей только Брэндон всегда был счастлив видеть меня.
Я знала, что Аманда и Джошуа, как и многие другие дети, которыми занимались няни, уже поняли, какова участь тех, кто заботился о них до того, как на сцене появилась я, — образ Летиции, томящейся у ворот, вспыхнул в моем мозгу. К тому времени, когда я влилась в ряды домашней прислуги, они уже научились защищать свои чувства. Они больше не хотели терять друзей. Поэтому сделали все, чтобы не заводить новых. Но я не была готова к тому, что они настроены воспринимать время, проводимое со мной, как визит к дантисту. Дети, с которыми я сидела в Орегоне, смотрели на это скорее как на поход в магазин игрушек.
