— Но ведь если все обстоит именно так, как вы излагаете, то вряд ли нас ожидают впереди какие-либо неприятности…
— Именно так! Хватит неприятностей! Их уже просто не может быть. Когда закончилась двойная битва за Вязьму и Брянск, потери русских убитыми или захваченными в плен составили около восьмидесяти процентов от общего числа сил, предназначенных для обороны Москвы. Нам не повезло лишь в том, что против нас оказалась погода, и наше наступление погрязло в осенней распутице. Но, говорю вам, как только прекратятся дожди или установятся первые морозы, три наши армии сойдутся воедино и Москва должна стать нашей. Это будет означать конец всей России и заставит трепетать весь мир!
Было уже довольно поздно, и, поразмыслив еще намного над услышанным, я сказал:
— Позвольте мне, герр майор, принести вам то лекарство прямо сейчас. Лазарет тут не очень далеко, и это не займет слишком много времени.
— Но не удобнее ли будет, если я зайду за ним сам завтра?
— Лучше начать лечение безотлагательно, прямо сегодня, перед тем как укладываться спать — тем быстрее вы избавитесь от этих маленьких паразитов.
Когда я вышел, пошатываясь, на улицу, дождь, как обычно, с шумом барабанил по крышам. Не успев сделать и нескольких торопливых шагов, я поскользнулся и, не удержав равновесие, плюхнулся в грязь всеми четырьмя точками! В тот момент это показалось мне не имеющим решительно никакого значения и, приняв вертикальное положение, я не слишком уверенной походкой направился к лазарету. Пока Генрих пытался стряхнуть грязь с моих колен и рукавов, я велел Мюллеру немедленно приготовить пузырек специфического снадобья для милейшего герра майора. Уже через несколько минут Мюллер протягивал мне пузырек с широченной улыбкой на лице.
— Что смешного?! — строго вопросил я.
— Ничего. Просто от герра ассистензарцта очень мило пахнет.
— Чем? Коньяком?
— От герра ассистензарцта пахнет Францией.
— Возможно, мы скоро снова окажемся во Франции, мой дорогой Мюллер, — смягчившись, весело проговорил я, вспоминая полные радужного оптимизма прогнозы майора. — Это вполне, вполне вероятно.
С этими словами я вывалился на улицу, категорически отказавшись от предложений проводить меня.
— Это применяется только наружно, герр майор, — сказал я, вручая ему пузырек. — Дайте-ка я лучше на всякий случай напишу это сам сверху.
Крупными печатными буквами я написал на ярлычке: «ЯД: ТОЛЬКО ДЛЯ НАРУЖНОГО ПРИМЕНЕНИЯ!»
Майор с благодарной улыбкой взял у меня пузырек и, доставая из кармана свою авторучку, скрылся в доме, велев подождать его минутку. Вернулся он с точно такой же бутылкой коньяка, что мы пили, но несколько большего объема. На этикетке было аккуратно выведено крупными четкими буквами: «ЯД: ТОЛЬКО ДЛЯ ВНУТРЕННЕГО УПОТРЕБЛЕНИЯ!!!»
* * *
2 ноября, ровно через месяц после того, как началась битва за Москву, нашим частям было приказано окопаться.
В течение нескольких последовавших за этим дней мы выкапывали траншеи и сооружали блиндажи перед деревней Князево, рядом с которой нашему батальону был выделен оборонительный сектор длиной примерно три километра. Земля была пока еще довольно мягкой и податливой, поэтому мы без особых затруднений выкопали еще и несколько ловушек для танков. Специально для «Т-34» мы подготовили особые сверхмощные минные заграждения на обоих подступах к деревне. Каждое из них представляло собой противотанковую мину, от взрыва которой должно было сдетонировать более тонны (!) заложенной под ней дополнительной взрывчатки. Кроме этого, каждый взвод запасся связками противотанковых мин и ручных гранат, готовых к немедленному применению против «Т-34». На опушке леса рядом с деревней были организованы посты сторожевого охранения, а система траншей была вырыта таким образом, что связывала нас с соседним батальоном. Мой перевязочный пункт, расположенный прямо по соседству с батальонным постом боевого управления, обладал таким мощным защитным бронированным покрытием — в особенности с наиболее вероятного направления нападения, — что мог защитить нас даже от огня вражеских танковых орудий.
С тактической точки зрения наши минные заграждения были установлены очень по-хитрому, а артиллерийские расчеты были рассредоточены таким образом, что могли захватить своим огнем в вилку любую вероятную цель на всей эффективной дальности своей стрельбы, а также немедленно переносить огонь на любой требуемый и предварительно пристрелянный сектор. 2-го же ноября состоялось обсуждение всех этих вопросов на дивизионном уровне. В результате было принято решение провести в четырехнедельный срок возведение зимней и максимально укрепленной линии оборонительных сооружений, которые не только сделали бы нас почти неуязвимыми, но и послужили бы достаточной защитой от грядущих морозов. И все же мы с неослабевающим нетерпением ожидали прибытия обещанного нам зимнего обмундирования.
Ходили слухи, что эта линия укреплений должна быть построена с привлечением значительных сил резервных подразделений, сил организации Тодта и русских добровольцев, тогда как наши действующие дивизии продолжили бы свое продвижение к Москве. На случай самого неудачного развития нашего наступления мы имели бы возможность отступить на заранее подготовленные и хорошо укрепленные рубежи, провести там остаток зимы и собраться с силами для второго решительного штурма столицы России уже весной. Все считали этот план вполне разумным.
Все эти меры предосторожности были, по сути, следствием рекомендаций опытных боевых офицеров, приписанных к Верховному Командованию, но Гитлер относился к ним негативно, как к стратегически-ошибочным. Фюрер полагал, что если солдаты будут знать, что за спиной у них имеется оборонительный рубеж, куда они могут в случае чего отступить, то от этого пострадает их моральный и боевой дух.
— Гитлер одержим Нибелунгами, — прокомментировал это Кагенек. — Он, скорее, прикажет пожечь все мосты у нас за спиной.
Но пока мы окапывались здесь, другие наши дивизии — те, что были южнее, — все еще очень тяжело и медленно тащились к Москве, а некоторые и оттеснялись в обратном направлении. Они терпели огромные потери в живой силе и технике от ударов, наносившихся по беспомощно барахтавшимся в грязи колоннам со стороны не слишком уже многочисленных остатков оборонявшейся Красной Армии. Нам еще, можно сказать, очень повезло, что мы сумели вовремя достичь нашей цели — Калинина и железнодорожного сообщения Москва — Ленинград. Мы были северо-восточным краеугольным камнем Группы армий «Центр», и когда русские поняли, что наступление со стороны нашего фланга застопорилось, они принялись спешно усиливать противостоящие нам войска дополнительными танковыми, артиллерийскими и пехотными подразделениями. 3 и 4 ноября были легкие ночные заморозки, сковавшие льдом дороги и облегчившие доставку нам боеприпасов и продовольствия, но в то же время и упростившие русским задачу усиления своих частей.
Нойхофф, Беккер и я были — от нечего делать — заняты тщательным осмотром отпущенных нами недавно бородок, когда вдруг в комнату ворвался бегом посыльный из 10-й роты.
