Теперь уже все солдаты нашего батальона добрались до первой линии русских траншей. Передовые штурмовые взводы уже успели отбить у противника вторую и третью линии траншей. Однако огонь вражеских снайперов все еще оставался опасным и вынуждал нас соблюдать крайнюю осторожность.
Кагенек ползком добрался до нашей траншеи и присоединился к нам. Через некоторое время он рискнул высунуться из траншеи, но тотчас снова пригнулся, когда русский снайпер открыл по нему огонь.
– Эти красные собратья слишком усложняют нам жизнь! – проворчал он. – Если бы я только знал, откуда эти типы стреляют, я бы быстренько заткнул им рот своими минометами и пулеметами!
Кагенек еще раз выглянул из-за бруствера и поднес к глазам бинокль.
– Проклятье! – воскликнул он. – Вот где русские! Человек тридцать – сорок! Они идут прямо на нас!
Наступавшие из глубины вражеских позиций красноармейцы находились примерно в четырехстах метрах от нас. Они двигались со стороны света, и поэтому их было нелегко обнаружить. Кагенек снова присел на дно траншеи.
– Сейчас будет жарко! – заметил он. – Иваны кое-чему научились от нас! Контратака!
Он еще раз выглянул из траншеи.
– Обрати внимание на огонь! – недоверчиво воскликнул он. – МГ-34! Эти субъекты стреляют по нас из наших же собственных пулеметов!
Неожиданно Кагенек еще больше высунулся из траншеи и прижал к глазам бинокль.
– Что это такое? Будь я проклят! Да это же немцы! Это же наши солдаты! Вон тот похож на Шниттгера… Да это же сам Шниттгер!!
Действительно, это был обер-фельдфебель Шниттгер со своими людьми. Снова своими решительными действиями он внес перелом в ход боя. Под Полоцком он первым штурмовал перешеек между озерами, а здесь ему удалось со своим взводом зайти в тыл противнику. Русские осознали опасность, грозившую им со стороны бойцов Шниттгера, и тотчас начали сдаваться. Правда, некоторые из них попытались вырваться из окружения и устремились к видневшемуся вдали лесу. Однако большинство из них погибло под смертоносным огнем немецких пулеметов, прежде чем они успели добраться до спасительного леса.
Теперь солдаты 3-го батальона начали выскакивать из всех окопов и траншей, уже не опасаясь разящего огня русских стрелков. Со смехом и ликующими возгласами они устремились к нескольким тесно растущим деревьям на высоте 215, которая была целью нашей атаки. Но Шниттгер и его взвод оказались на высоте первыми. Издавая радостные, хриплые вопли, они с довольной усмешкой наблюдали, как их товарищи, тяжело дыша, карабкались по склонам высоты вверх.
Прорыв удался. Вражеские позиции были теперь в наших руках.
Как и было предписано приказом, все роты начали переносить своих раненых на высоту 215. Сюда же прибыл и санинструктор, унтер-офицер Тульпин. Сначала здесь было около двадцати раненых, но постоянно подносили все новых и новых. Мы могли без помех оказывать им необходимую медицинскую помощь – раненным в брюшную полость, с ранениями легкого, с тяжелыми и легкими ранениями. Но еще важнее было то, что мы могли оказывать эту помощь немедленно, непосредственно на поле боя. Нескольким солдатам, потерявшим много крови, мы были вынуждены сделать переливания крови – если бы мы не оказались так быстро на месте, они бы неминуемо погибли. И теперь я был очень рад, что решил разместить батальонный перевязочный пункт на этой высоте, являвшейся целью нашей атаки.
Запыхавшись от быстрого бега, ко мне подбежал унтер-офицер Шмидт из 10-й роты, адвокат с хорошо подвешенным языком:
– Там на той стороне, герр ассистенцарцт! Обер-лейтенант Штольце! Он наступил на мину, но пока еще жив!
Он показал рукой на участок русской траншеи рядом с разрушенным во время обстрела домом. Вражеская артиллерия снова открыла по нас огонь. Тульпин, слышавший, о чем говорил унтер-офицер Шмидт, вышел вперед и спросил:
– Разрешите мне пойти туда и забрать герра обер-лейтенанта Штольце, герр ассистенцарцт?
– Разрешите и мне пойти с ним? – быстро попросил Шмидт.
Немного поколебавшись, я сказал:
– Унтер-офицер Шмидт, мы пойдем вместе! А вы, Тульпин, оставайтесь здесь и продолжайте оказывать помощь легкораненым! Мы скоро вернемся!
– Нам придется идти через минное поле! – с тревогой в голосе сказал Шмидт.
– Так давайте же побыстрее перейдем его! – поторопил его я.
Когда-то я заверил Штольце в том, что если он будет ранен, то я вытащу его, где бы он ни находился. Возможно, именно сейчас он вспомнил об этом. Я был полон решимости сдержать свое обещание. Мы быстрым шагом двигались в указанном направлении, пока унтер-офицер предостерегающе не поднял руку.
– Где-то здесь должно начинаться минное поле!
Мы осторожно двинулись вперед, обходя те места, где трава пожухла или была менее густой, чем вокруг. Поскольку мины были заложены примерно четыре-пять недель тому назад, это казалось нам наиболее надежным. В конце концов мы дошли до участка, который был буквально перепахан нашей артиллерией и реактивными минометами. Здесь мы могли без особых мер предосторожности перепрыгивать от одной воронки к другой, так как артиллерия является лучшей и самой быстрой командой разминирования. Мы оставили слева от себя руины крестьянской избы и подошли к тому месту, где должен был лежать раненый Штольце. Однако там его не было.
– В чем дело, Шмидт? – рассердился я. – Вы же сказали, что обер-лейтенант Штольце лежит здесь раненный?
– Все верно, герр ассистенцарцт! Я шел за ним и видел, как взорвалась мина и он упал. Потом я сам отнес его на это место!
Мы обошли избу с другой стороны и увидели Штольце. Положив руку на плечи солдата, который был почти в два раза меньше ростом, чем он сам, Штольце ковылял через руины надворных построек.
– Привет, Штольце! Не так быстро! – крикнул я во всю силу своих легких.
Он обернулся. Даже с такого расстояния я заметил смущенную улыбку на его лице. Вид у него был довольно потрепанный. Его лицо и руки были перепачканы сажей и сильно кровоточили. Один сапог был разорван, а брюки и мундир с правой стороны болтались лохмотьями. Он беспомощно улыбнулся и показал на свою правую ногу:
– Вот здесь мне досталось больше всего, Хаапе!
– Иди сюда, Штольце! Дай посмотрю!
К моей радости, его глаза оказались в полном порядке. При взрыве мин вверх часто взлетает фонтан осколков и комьев земли, что может привести к ранению глаз и даже к слепоте жертвы. Но Штольце в этом отношении крупно повезло. На подбородке, на щеке и правой кисти виднелись глубокие кровоточащие раны. На правой ноге зияла открытая рана, и вокруг нее торчало несколько мелких осколков, однако кости бедра и голени, казалось, не были задеты. Правда, пока я не мог сказать ничего определенного относительно серьезности повреждений костей его правой стопы.
– Не так уж и плохо, Штольце! Я опасался худшего! Пошли на батальонный перевязочный пункт. Там я тщательно осмотрю тебя!
