В последующие дни снова стало немного теплее. Зато начались сильные метели, пока, наконец, все окрестности не оказались под снежным покровом толщиной до полутора метров. Поскольку на нашем участке фронта, за исключением ежедневных, крайне неточных вражеских артиллерийских обстрелов, ничего серьезного больше не происходило, у нас опять отобрали нашу замечательную 88-мм зенитку.
Зато в нашем глубоком тылу происходило много чего интересного. Ежедневно в тыловом районе армии находили парашюты: в тридцати, восьмидесяти и даже в трехстах километрах от переднего края обороны. В ходе расспросов местного населения выяснилось, что позади наших позиций с самолетов сбрасываются группы фанатичных коммунистов. Эти фанатики получили приказ формировать партизанские отряды из скрывающихся в различных местах русских солдат, сбежавших из лагерей военнопленных и из других подходящих элементов гражданского населения. Возникновение таких отрядов указывало на то, что нам не удалось склонить на свою сторону местное население. К сожалению, в Россию в это время прибыли из Германии люди, которые плохо разбирались в надеждах и чаяниях местного населения. На основании наших военных успехов они, по-видимому, считали, что нет необходимости сотрудничать с местным населением.
Однажды из штаба дивизии к нам поступил приказ: «3-му батальону 18-го пехотного полка немедленно выделить одну роту для борьбы с партизанами в тыловом районе армии. Рота должна быть оснащена по-походному и обязана выступить в боевом порядке. Предусмотрено задействовать роту в течение от шести до восьми недель».
Какая же рота подходила для выполнения этого задания лучше всего? Чтобы обсудить это, на командном пункте батальона собрались Нойхофф, Ламмердинг, Маленький Беккер и Кагенек. Штольце еще не вернулся в свою 10-ю роту, а Больски казался еще недостаточно опытным и зрелым офицером, чтобы командовать ротой, полностью предоставленной самой себе. Обер-лейтенант Крамер, командир 11-й роты, в последнее время часто болел. Пулеметно-минометная рота Кагенека исключалась. Не оставалось ничего другого, как выделить для этого 9-ю роту Титьена.
Его вызвали на командный пункт батальона, и Нойхофф объяснил ему, в чем заключается его новое задание.
– Слушаюсь, герр майор! – отчеканил Титьен, не выказав особого удивления. В его глазах читалось удовлетворение оттого, что именно его роте было поручено это особое задание, и в то же время – сожаление по поводу того, что на какое-то время приходилось прощаться с батальоном. На следующее утро, в 9:00, его рота, оснащенная по-походному, выстроилась перед командным пунктом батальона. Полковник Беккер и майор Нойхофф обошли строй. Это был относительно теплый день – всего лишь несколько градусов мороза. Однако, когда бойцы 9-й роты двинулись в путь, на их летнюю форму снова сыпались крупные хлопья снега.
Мы так никогда больше и не увидели обер-лейтенанта Титьена и 180 бойцов его роты. Они не вернулись в батальон и почти до самого конца войны отважно и успешно сражались против партизан. Рота сражалась полностью автономно и полагалась при выполнении своих опасных заданий только на свою собственную инициативу, на свой профессионализм и на свои умения и навыки. Постепенно к ней присоединялось все больше русских добровольцев. Численность роты постоянно увеличивалась, и она становилась все известнее, пока повсеместно не прославилась как антипартизанская «группа Титьена». Коммунисты назначили награду за голову Титьена. Много раз красные были близки к тому, чтобы схватить его, но всякий раз ему удавалось в самый последний момент уйти от них. Правда, многие из его бойцов пали от рук партизан.
* * *
На следующий день русские впервые атаковали и на нашем участке фронта. Их атака была отбита, но у нас сложилось впечатление, что они точно знали, что наш батальон стал на одну роту слабее. Возможно, им сообщили об этом их шпионы, которых с некоторых пор они стали систематически засылать через передний край немецкой обороны.
Чаще всего это были симпатичные, молодые девушки, которые хорошо говорили по-немецки и признавались на допросах, что бежали от большевиков. В это время действительно многие русские, как мужчины, так и женщины, перебегали к нам, чтобы спастись от жестокой расправы коммунистической тайной полиции. Действуя на подконтрольной ей территории, и особенно в Москве, эта полиция в течение многих недель действительно убивала каждого, кто хотя бы в малейшей степени проявил нерешительность или был недостаточно предан коммунистической идеологии. Там снова проводилась Большая чистка, которая означала для многих тысяч простых людей выстрел в затылок. Политические беженцы рисовали страшные картины из жизни за вражеским передним краем. Они подтвердили со многими подробностями то, о чем мне рассказывал майор с красными кантами на брюках: только дождь и морозы уберегли до сих пор Москву от падения.
Но вместе с такими беженцами приходили и миловидные, фанатичные шпионки. Во имя коммунизма они жертвовали свои тела нашим изголодавшимся по женщинам солдатам и часто заканчивали жизнь на виселице. Многие немецкие солдаты непреднамеренно выдавали секретную информацию, разнежившись в тепле постели на большой русской печи.
Как и красные комиссары, эти девушки были готовы умереть за свои идеалы. Накануне в деревне Васильевское были повешены две молоденькие студентки. Они сломались во время перекрестного допроса, были изобличены как шпионки, и их приговорили к смерти. Когда их подвели к виселице, бесстрашно улыбаясь и сияя глазами, они открыто признали себя сторонниками коммунистической революции, которая, по их мнению, однажды спасет весь мир. Со словами «Да здравствует мировая революция!» они сами накинули петлю себе на шею и спрыгнули с подставленной скамьи. Трудно было удержаться от того, чтобы не восхититься их мужественным поведением и героической смертью. Весть об этом быстро распространилась среди наших солдат, многие из которых знали этих девушек по именам.
В течение двух дней русские непрерывно атаковали наши позиции. Они упорно предпринимали одну атаку за другой. Но каждая их атака захлебывалась под нашим смертоносным огнем. Во время одной из наших контратак, при преследовании отступавшего противника было захвачено много пленных. Среди них оказался и высоченный русский крепкого телосложения родом из Сибири, который сразу приглянулся мне. С помощью Кунцле я быстро выяснил, что он никогда не был фанатичным приверженцем коммунизма. В конце концов пленный рассказал, что у них за спиной постоянно стояли комиссары с пистолетами наготове, готовые пристрелить каждого солдата, который дрогнет под нашим натиском. Поэтому он и его товарищи решили при первом же удобном случае сдаться в плен. В подтверждение своих слов он извлек из нагрудного кармана гимнастерки аккуратно сложенную листовку, которые тысячами разбрасывались над вражескими позициями с самолетов люфтваффе. В этих листовках было обещано хорошее обращение каждому красноармейцу, который предъявит ее при пересечении нашего переднего края обороны.
– Оказавшись у нас, ты попал по верному адресу! – сказал я ему через Кунцле. – Если захочешь, то можешь получить немецкую форму без погон и знаков различия. Тебе больше не придется принимать участие в боевых действиях как солдату, ты будешь помогать при эвакуации раненых и ухаживать за лошадьми. Кунцле может подробно объяснить тебе все остальное. Ты хочешь остаться и помогать нам?
