С нами снова был обер-лейтенант Штольце. После обязательного пребывания «в этих проклятых полевых госпиталях» он отказался поехать в Германию в отпуск для долечивания. Он хотел как можно быстрее вернуться назад в родную роту к своим солдатам. И восторженная встреча, которую ему устроила 10-я рота, показала, что такое мужественное решение стоило того. Теперь лейтенанта Больски перевели командиром взвода в 11-ю роту Бёмера, поскольку он командовал 10-й ротой лишь временно, пока Штольце отсутствовал.
Вечер открыл Нойхофф. Он поприветствовал вернувшегося в батальон Штольце и помянул добрым словом отсутствующего Титьена и бойцов его роты. Самому юному офицеру батальона, лейтенанту Олигу, было поручено выступить с ответной речью, с которой в мирное время обычно выступала одна из приглашенных дам. Прочитав подготовленную надлежащим образом речь, Олиг закончил ее словами:
– Да здравствует наш герр майор!
– Хайль Нойхофф! Хайль Нойхофф! – с воодушевлением подхватили все присутствующие, и охватившему всех ликованию не было видно конца. В этом веселье приняли участие все офицеры, кроме Больски, который, видимо, воспринял все это как своего рода богохульство.
Штольце, как огромный петух, взгромоздился на стол и дирижировал хором. В который уже раз мы пели:
Никогда не возьмем мы в руки оружие,
Никогда не пойдем на войну!
Пусть другие дерутся друг с другом,
Видали мы эту войну в гробу!
Своими огромными лапами Штольце отбивал такт и зычным голосом запевал.
Вместе с Кагенеком я стоял у стола с закусками.
– Ты заметил, какой собачий холод сегодня? – спросил он.
– Чертовски холодно – это единственное, что я знаю! – ответил я.
– Уже минус 35 градусов! Ты знаешь, что это означает?
– Об успехе или поражении теперь можно судить по показаниям термометра! Ты это имеешь в виду, Франц?
– Да, Хайнц! Вот именно!
Каждый из нас погрузился в свои невеселые мысли. Неужели генерал Мороз все-таки и на этот раз спас Сталина? Неужели все было напрасно? Мы этого еще не знали, но к этому моменту уже было принято решение прекратить наступление на Москву.
[77] Несмотря на все наши жертвы, последнее слово оказалось за слишком ранней зимой.
В дивизии группы армий «Центр» поступил приказ занять оборону и окопаться. Из штаба полка мне сообщили, что все отпуска сдвигаются на несколько дней, но потом можно будет уходить в отпуск. Это было необходимо, пока наши войска не обустроятся на новых оборонительных позициях.
8 декабря как гром среди ясного неба прозвучало сообщение: Япония объявила войну Америке. Япония вступила в войну с Америкой, но не с Россией! Наши мечты о войне на два фронта против Советов разбились вдребезги!
Потом поступили донесения, что наши позиции по обе стороны от Калинина атакованы свежими, только что прибывшими из Сибири воинскими частями, значительно превосходящими наши подразделения по численности. Видимо, Сталин уже давно знал о планах японцев и поэтому отважился снять эти дивизии со своей восточной границы. Все ломали голову над тем, как такое стало возможным. И только после войны выяснилось, что это немецкий коммунист Рихард Зорге раздобыл информацию о намерениях японцев и передал ее Сталину. Благодаря полученной информации Советы смогли нанести нам поражение под Москвой. Зорге в течение нескольких лет работал в Токио под видом корреспондента одной из немецких газет. Там он сумел втереться в доверие к немецкому послу и узнал от него о планах японцев, о которых немедленно сообщил в Россию. После войны он поселился в Москве. За предательство своих соотечественников Зорге получил российское гражданство и был награжден одним из высших коммунистических орденов. (Так у автора. В действительности Рихард Зорге был арестован в октябре 1941 года японцами и казнен по приговору суда 7 ноября 1944 года. – Пер.)
В наш батальон поступил запрос, согласно которому нужно было представить к награждению только что учрежденной новой наградой, Немецким крестом в золоте, двоих самых отважных бойцов. Это была особо ценная награда, которую могли получить только фронтовики, уже награжденные ранее Железным крестом 1-го и 2-го класса и после этого не менее пяти раз выполнившие требования, необходимые для награждения Железным крестом 1-го класса. Большая золотая звезда со свастикой в центре – единственная из всех наград – носилась на правой стороне груди.
Если бы вопрос о награждении был поставлен на голосование, то весь батальон проголосовал бы точно так же, как и Нойхофф. В качестве первого кандидата он назвал: обер-фельдфебеля Альбрехта Шниттгера, командира взвода 10-й роты, за примерную храбрость перед лицом врага, неоднократно проявленную на поле боя. А в качестве второго кандидата был предложен: обер-лейтенант Франц граф фон Кагенек, командир 12-й роты, за выдающиеся успехи в командовании, личную отвагу и способность принимать верные решения в критических ситуациях.
Представления к награждению обоих кандидатов Немецким крестом в золоте были направлены в штаб дивизии, а оттуда их вместе с другими списками переслали в Берлин.
День 13 декабря 1941 года должен был стать первым днем моего отпуска. Накануне, 12 декабря, я получил свое отпускное удостоверение и точные инструкции, как добраться до места проведения отпуска. Из нашего батальона разрешили отправиться в отпуск только пятерым, и я оказался единственным офицером среди них. На следующее утро Фишер должен был отвезти пятерых отпускников на нашем «Опеле» в деревню Васильевское, откуда нам предстояло продолжить свой путь уже на армейском грузовике.
Унтерарцт Фреезе и пожилой оберштабсарцт Вольпиус официально приняли на себя мои обязанности в медсанчасти. Военнослужащие батальона то и дело приносили нам кучи писем, которые мы должны были взять с собой в Германию. Мы всем клятвенно обещали передать приветы родным и близким. Со всех сторон мне совали деньги, на которые я должен был купить цветы и разослать их по указанным адресам женам и невестам.
