Во время службы на границе мне приходилось участвовать в перестрелках с нарушителями. Несколько бандитов мы застрелили. Чья пуля, моя или кого-то еще из наряда, оборвала жизнь незваного гостя – об этом мы не думали. На войне как на войне – убиваешь ты или тебя. Когда возвращаешься на заставу – понимаешь, что мог погибнуть. В первый раз это страшно, а потом привыкаешь. А после нахождения в камере на Лубянке я утратил боязнь смерти.
– Уверен? Отвечай честно! Уверен? – глядя мне в глаза, словно выстрелил, произнес комендант. Я испугался. Его взгляд был, как у тигра – немигающий и равнодушный, – как у хозяина тайги. Через три дня после начала службы на заставе я повстречал на тропе тигра. Мне повезло – животное было сыто и настроено миролюбиво. Мгновения, которые мне показались вечностью, мы стояли и с любопытством изучали друг друга. Наконец гигантская кошка удовлетворила свое любопытство и исчезла в зарослях. Когда я рассказал на заставе об этой встрече, то старшина уважительно произнес: «Это с тобой Мишка познакомился. У него здесь охотничьи угодья, которые он охраняет от других тигров».
– Не знаю, – честно признался я.
– Верю, – вынес свой вердикт Блохин. – Если бы сказал да, то сразу же отправили к психиатру. Не может человек с такой биографией расстреливать безоружных. А мне не нужны вооруженные психи, которые могут и меня застрелить. В порыве выполнения служебных обязанностей.
– А что, такое бывало? – осторожно поинтересовался я.
– Да, – сразу сникнув, признался Блохин, поспешив добавить: – В меня никто не стрелял, но твоего предшественника едва не расстреляли вместе с «врагами народа». Сотрудник увлекся…
– А он… – Теперь я понял смысл фразы, которой встретил меня комендант. Если выжил в камере смертников, то могу получить пулю от палача.
– Кто? Если стрелявший – продолжает служить. А тот, в кого стреляли, больше не участвует в казнях. Перекладывает бумажки в 12-м отделении 1-го спецотдела – вы с ним познакомитесь попозже, когда тот тебя в курс дела будет вводить. Чтобы такого больше не происходило – случайно никого не застрелили, было решено, чтобы оформляющий акты об исполнении смертных приговоров сотрудник служил вместе со стрелками. Тогда они точно не перепутают и не застрелят своего, – буднично объяснил собеседник. – Вот вы и будете проходить по штату 1-го спецотдела, а служить в 5-м отделении комендатуры Административно-хозяйственного управления НКВД. О вашем прошлом – службе на границе – никто, кроме меня, знать не должен. Ребята здесь скромные, привыкли держать язык за зубами и не задавать лишних вопросов, поэтому не будут пытаться узнать подробности вашей службы в Красной Армии. Они и сами привыкли оставаться «в тени» – все оформлены «сотрудниками по особым поручениям». А о том, чтобы им и вам сотрудники других отделов и управлений не задавали лишних вопросов, – это уже моя забота. Как говорится, враг не дремлет. А одна из обязанностей комендатуры – обеспечение режима секретности. Понятно?
– Так точно! – бодро отрапортовал я.
– Это хорошо, что вы все быстро схватываете. Мне как раз и был нужен такой толковый сотрудник, – искренне обрадовался Блохин, а затем пожаловался на своих подчиненных из 5-го отделения: – Исполнители они хорошие, но безынициативные. Каждое задание им приходится очень долго и подробно объяснять. Требовать от них правильно оформлять акты – это быстрее самому все написать. Пишут они с множеством грамматических ошибок, почерк – у курицы лучше
[10], фамилии путают, могут кого-нибудь забыть вписать… На них постоянно начальник 1-го спецотдела жалуется. А когда прислал своего подчиненного, его по ошибке чуть не застрелили. А все из-за чего – человек чужой. В домино или в шашки с ними в гараже наркомата не играл, на политзанятиях не был. Вот и не запомнили они его. Редко он здесь появлялся. А вы с ними постоянно будете – не только днем, но и ночью.
Увидев на моем лице удивление, Блохин объяснил:
– Расстреливают обычно по ночам. А днем вы будете все документы оформлять и в политзанятиях участвовать. Было мне недавно указание усилить воспитательную работу среди сотрудников 5-го отделения. Чтобы они в свою очередь занялись теми, кого расстреливают. А то жертвы перед смертью выкрикивают различные лозунги и клянутся в верности народу, партии и лично товарищу Сталину. Неправильно это. Раньше нужно было думать об этом, еще до того, как занялись антисоветской деятельностью и стали выполнять задания Троцкого и иностранных разведок! Так что занятия теперь будут проходить часто. А вам нужно в партию вступать. Причем срочно. У нас беспартийные не служат!
– На заста… – Я резко замолк, сообразив, что начал говорить лишнее. – Виноват, во время службы в Красной Армии был кандидатом в члены ВКП(б), но… – Я снова умолк, не зная как продолжить.
– Во-первых, чтобы я больше никогда ничего не слышал о вашей службе в погранвойсках и нахождении под следствием, – резко оборвал меня комендант. – Забудьте об этом периоде вашей жизни. Во-вторых, ваш кандидатский стаж восстановлен. И вы сможете вступить в партию. Сегодня к вам подойдет секретарь парткома управления, и вы с ним решите этот вопрос. Все, что нужно, он знает. Ясно. В-третьих, мой дружеский совет: во время политзанятий не показывайте, что вы самый умный. Что это так, я и сам прекрасно знаю, а остальным этого знать не нужно. Люди завистливые и склочные существа. Будьте как все – конспектируйте выступления лектора. Вопросов не задавайте. Сами поймете, как нужно правильно вести себя. А учитывая ваше желание участвовать в общественной жизни управления, хотите, назначу вас редактором стенгазеты управления?
– Да, – торопливо согласился я, словно боялся, что Блохин передумает. Еще в училище я обнаружил в себе тягу к рисованию. Правда, я рисовал не лучше Остапа Бендера, но моих скромных талантов хватало для оформления стенгазет и «красных уголков».
– Вот там и будете демонстрировать свои знания и навыки, а на политзанятиях в отделении не высовывайтесь. Будьте как все. Понятно? – поинтересовался Блохин.
Исполнители смертных приговоров
Примерно три раза в неделю у нас проходили политзанятия. По форме и содержанию они ничем не отличались от тех, что были у нас на заставе. Хотя на границе их вел политкомиссар и рассказывал много интересного о событиях в стране и в мире, а в отделе – партгрупорг лейтенант госбезопасности Шигалев Иван. Скажу честно, скучно было на этих мероприятиях в ленинской комнате. Может, из-за того, что я и сам газеты читал регулярно и лучше лектора знал о текущей ситуации в стране, или из-за разницы в образовании – у меня военное училище, а у него – «два класса и коридор церковно-приходской школы».
Сложно сказать, как оценивали уровень политзанятий непосредственные исполнители смертных приговоров. Обычно вопросов не задавали, лишь просили, чтобы лектор диктовал медленнее, так как они не успевают записывать. Закончив писать, они закрывали тетради, чтобы открыть их в начале следующего занятия. Я был уверен, что через пару часов после окончания занятия они забывали почти все, что слышали.
