В тот момент я не поверил Берии. После возвращения из Ленинграда я уже знал, что должность коменданта мог занять человек с «темными» пятнами в биографии и, соответственно, любое нарушение норм соцзаконности для него было прекрасным способом навредить советской власти. Но чтобы при этом еще присваивать вещи казненных, в это я не поверил. Просто все ценности (деньги, часы и т.п.) изымались во время обыска при заключении под стражу. Оформлялся соответствующий протокол. Если человека потом освобождали, то все ценности возвращались. Если отправляли в ГУЛАГ или расстреливали, то все вещи переходили в распоряжение государства. Расстреливали людей одетыми. Затем тела отправляли в морг, чтобы затем захоронить на территории кладбища – в погребении участвовали могильщики, или зарывали на территории полигона, как это происходило в Москве. Даже если допустить, что кто-то из стрелков решил снять с трупа пиджак или сапоги, то сделать он это без свидетелей не сможет. Поэтому если трупы и раздевали, то занимались этим исключительно могильщики. А они не были штатными сотрудниками НКВД. Свои мысли я не стал высказывать вслух, а лишь кивнул, тем самым соглашаясь с наркомом. На следующий день, когда я начал анализировать присланные в Москву из провинций материалы, то понял, что ошибались мы оба. Размах нарушений норм соцзаконности и падения дисциплины среди комендантов и палачей был огромным.
Одна из проблем, с которой я столкнулся, когда проверял процедуру организации расстрелов в провинции, – хронический алкоголизм большинства палачей. Исполнители напивались с раннего утра, и к вечеру многие из них с трудом стояли на ногах. Последствия были трагичными. Несколько «стрелков» были ранены или погибли в результате нарушения правил обращения с оружием.
Не буду скрывать, что даже подчиненные Блохина употребляли спиртное в больших, по моим оценкам, количествах. Правда, пили они после окончания процедуры расстрелов. Фактически после окончания рабочего дня. При этом никто из них не нарушал правил обращения с оружием (например, не целился из него в коллегу или бегал с пистолетом в руке по коридорам). Хотя один из палачей застрелился из табельного пистолета, но это было самоубийство – человек сознательно пошел на этот шаг, а не несчастный случай.
В провинции палачи пили много и регулярно. Мне кажется, что основная причина этого явления – не необходимость в психологической разгрузке после расстрела (я общался со многими палачами – никого из них не мучили угрызения совести после того, как они лишили жизни другого человека), а низкий культурный уровень. Эти люди регулярно напивались вне зависимости от места службы и выполняемых служебных обязанностей. Для них это прекрасный способ организации собственного досуга. Другое дело, что, работая на заводе или служа в Красной Армии, они бы не могли напиваться с утра и в таком виде выполнять свои обязанности. А расстреливая людей по ночам – могли. Политико-воспитательной работы с ними никто не проводил, организацией досуга (выделить помещение, где они могли бы играть в различные настольные игры) начальство не озаботилось. В результате палачи были предоставлены сами себе.
К чему еще приводило пьянство? Было несколько случаев побегов приговоренных к расстрелу. Причем на свободу вырывались не осужденные по политическим статьям, а бандиты, чьи руки уже были обагрены кровью невинных жертв. В результате «амнистированные» преступники совершали новые преступления, в т.ч. и убийства. Как происходили побеги?
Если бы в провинции соблюдали все требования инструкции о порядке приведения в исполнение высшей меры наказания, то ничего бы не произошло. Вместо оборудованных для таких мероприятий помещений (обычно подвал или камера тюрьмы) или огороженных глухим забором полигонов приговоренных вывозили за город – в лес или в степь. Доставив на место казни, конвой сдавал осужденных палачам. Последние отводили жертв к месту казни и расстреливали. Понятно, что если палачи находились в сильной степени опьянения, то преступник, понимая, что ему все равно терять нечего, пытался сбежать. Иногда ему это удавалось. Коменданты и руководство областного управления, где произошло такое ЧП, при Ежове старались сохранить в тайне от вышестоящего руководства такие инциденты. Часто это удавалось. Беглеца находили быстро и при задержании убивали. А потом «задним числом» оформляли акт о приведении приговора в исполнение. Такому грубейшему нарушению соцзаконности способствовало то, что во время расстрела отсутствовали представитель прокуратуры и врач.
Другое распространенное явление – мародерство. Происходило это по трем причинам. Во-первых, расстрелы происходили без названных выше свидетелей. Во-вторых, палачи сами производили захоронение тел. Коменданты объясняли это тем, что на месте захоронения не было могильщиков. Откуда им там взяться, если для братских могил использовали не кладбища, а специально выделенные территории, как это происходило в Москве, и каждый раз новую площадку. При этом ее точное местоположение не указывали в соответствующих документах, и поэтому каждый раз приходилось выбирать новое место для коллективного захоронения. В-третьих, в палачи попадали случайные люди, в большинстве своем беспартийные. Поэтому сложно говорить о высоких моральных качествах этих людей. Это у Блохина все стрелки имели партбилеты. А в партию перед войной принимали далеко не всех. Критерий отбора – не только «чистая» биография, но и высокие моральные качества кандидата.
Отдельно нужно упомянуть проблемы с психикой, которые отмечались у отдельных комендантов и палачей. Многие из них были патологическими садистами, которые старались умертвить свою жертву изощренным и мучительным способом. Помнится, один из палачей старался убивать приговоренных с помощью веревки, мотивируя это тем, что так он экономит патроны. Другой предпочитал деревянную палку или полено. Несколько человек, перед тем как застрелить жертву, жестоко избивали ее. Еще один палач изнасиловал несколько приговоренных к смерти женщин. Обо всех этих случаях я доложил Берии. Все эти люди были расстреляны за свои злодеяния.
Глава 3
Западный форпост СССР
Берия остался доволен выполненной мною работой по выявлению фактов нарушения соцзаконности. Много лет спустя Блохин признался, что начал подыскивать мне замену. Он решил, что я уйду на повышение. Административная реформа правоохранительных органов, когда из наркомата внутренних дел было выделено несколько управлений и на их базе образован наркомат госбезопасности (3 февраля 1941 года), помешала моему карьерному «росту». Так, по крайней мере, считал комендант. Я придерживался другой точки зрения. Берии было важно, чтобы я в центральном аппарате занимал скромную должность. Благодаря этому мои перемещения по стране происходили незаметно, и только несколько человек на местах знали, что я выполняю личные поручения наркома внутренних дел. Я сам никогда не злоупотреблял оказанным мне доверием и не использовал его в личных целях.
Из-за разделения НКВД на два наркомата возникли проблемы определенного характера. Двум ведомствам постоянно приходилось согласовывать свою повседневную деятельность.
Комментарий Александра Севера
Справедливости ради отмечу, что Лаврентий Берия в результате реформы не только сохранил пост наркома внутренних дел, но и был назначен зам. председателя Совета Народных Комиссаров с поручением курировать работу НКВД, НКГБ, наркомата лесной промышленности, цветной металлургии, нефтяной промышленности и речного флота
[13]. Поэтому в неофициальной «табели о рангах» он занимал более высокое положение, чем нарком госбезопасности Меркулов.
