– Еще как, – подтвердил я. – В любом деле нужны люди с ясной головой, а уж в знахарском, где все стоящие практики состоят практически из одного сердца, без хладнокровных теоретиков, по-моему, не обойтись.
– Думаете, у меня получится? – просиял он.
– Понятия не имею. Но этого я и о себе никогда не знаю. И вообще ни о ком. Что у нас получится, а что нет – будущее покажет. Единственное, что можно сделать в таких обстоятельствах – твердо решить, что все уже получилось – где-нибудь, на другом конце Моста Времени. И ломиться туда, сметая все на своем пути.
– Вот примерно так я сейчас и живу, – кивнул Карвен. И, помолчав, спросил: – Вас Танита сама на этот концерт пригласила? Или она тоже была в… в вашей очереди?
– Ага. Вот прямо перед тобой. А третьим в этой очереди значится ваш общий друг Менке. С ним я пока не успел поговорить. Но слышал, он не захотел возвращаться в Ехо. Это так?
Карвен заметно помрачнел.
– Мастер Иллайуни предложил ему остаться, – наконец сказал он. – А нам троим пожелал доброго пути. Оно и понятно, Менке – самый талантливый из нас. Честно говоря, я ему завидую. До сих пор. Мне нравится жить в Ехо, тут сейчас стало здорово. Но все равно я завидую Менке, как не завидовал еще никому. Моя нынешняя жизнь это… ну, просто хорошая жизнь, интересная и довольно осмысленная. А у него – настоящая чудесная судьба. Как в древних легендах… Смеетесь? Правильно делаете. Но я все равно знаю, что это именно так.
– Я не над тобой смеюсь, а над собой. Не представляешь, сколько раз я думал о других точно так же: «Вот у кого настоящая чудесная судьба! А у меня – ну просто хорошая жизнь».
– У вас?!
Я развел руками:
– Собственная жизнь всегда кажется не особо чудесной. Уж точно не эпизодом из древних легенд! Слишком близко мы с собой знакомы, это не оставляет места иллюзиям. И то, что со стороны представляется умопомрачительным подвигом, изнутри обычно выглядит примерно так: «Я ужасно хотел спать и еще больше в уборную, а тут какие-то придурки под ногами путаются, заклинания орут, пришлось их быстренько разогнать; точно не помню, что сделал, очень спешил, но они, хвала Магистрам, куда-то подевались, и я наконец-то пошел домой».
Карвен рассмеялся, закрыв лицо ладонями, чтобы вышло не очень громко – вокруг нас к этому времени уже сидело довольно много народу.
– Какой же вы все-таки отличный! – наконец сказал он.
– Да, вполне ничего, – согласился я. – Только голова дырявая. Распрощался тогда с вами, и привет, больше не вспоминал. И не вспомнил бы, если бы не встретил на улице Айсу. Она на меня очень сердита за то что я никому из вас ни разу зов не прислал. Я подумал, она совершенно права. И решил извиниться.
– А, теперь ясно, откуда взялась эта ваша очередь! – обрадовался Карвен. – Я-то думал, что-нибудь стряслось… этакое. Например, кто-то снова применил Заклинание Старых Королей, и вы сразу вспомнили о нас.
– Нет, такого вроде не было. Ну и потом, вы же его, как я понимаю, благополучно забыли. Без этой процедуры Джуффин вас на все четыре стороны не отпустил бы.
– Все равно, если бы оно вдруг всплыло, я бы первым сам себя заподозрил, – сказал Карвен. – А насчет Айсы не переживайте, она сейчас на весь Мир сердита. Так что вы – ну, не факт, что в хорошей, зато в очень большой компании.
– Ого – сразу на весь Мир! – восхитился я. – С другой стороны, может оно и хорошо – сердиться вот так масштабно? Мелочность никого не красит.
– Тоже правда.
Он явно хотел сказать что-то еще, но тут со сцены, то есть, с поляны раздался звонкий голос Таниты: «Всем хорошей ночи! Сейчас начнем!» – и мы послушно умолкли. Карвен, конечно бывший государственный преступник, вернувшийся из ссылки специально ради удовольствия безнаказанно издеваться над трупами, а я, согласно одной из самых популярных среди столичного населения версий, вообще какой-то мертвый древний магистр, воскрешенный сэром Джуффином Халли не то ради всеобщей погибели, не то просто от избытка энтузиазма, но это вовсе не означает, будто мы способны шептаться во время концерта. Так низко мы не падем.
Но пока над садом бывшей резиденции Ордена Потаенной Травы звенела не музыка, а тишина, воцарившаяся столь внезапно, что казалась своего рода звуком, глубоким, объемным и мощным. Музыканты по-прежнему сидели на траве и не спешили ни подниматься, ни даже брать в руки инструменты. Но каким-то образом притягивали к себе внимание – стоило только на них посмотреть, и уже невозможно стало отвернуться. По крайней мере я застыл, как загипнотизированный. Глядел так внимательно, словно у меня на глазах разыгрывалось увлекательное действие, из тех, когда нельзя упускать ни единой детали. Хотя на самом деле на поляне не происходило вообще ничего. Я имею в виду, ничего такого, что можно увидеть глазами или услышать ушами. А так-то, конечно, происходило – одно из тех невообразимо важных, неопределенных и недоказуемых, но явственно ощутимых событий, о которых потом не получается рассказать даже самому себе. И вспомнить нечего. Но и забыть невозможно.
Похоже, они собираются вместе, – подумал я, сам пока толком не понимая, что за тайный для себя самого смысл вкладываю в это «вместе». И вдруг вспомнил, что однажды уже был свидетелем чего-то подобного – полного единения большой группы людей. Магистр Нанка Ек и другие члены Ордена Долгого Пути
[93], такого древнего, что о нем и сведений-то уже не сохранилось, пришлось поверить на слово, что когда-то они действительно были настоящими живыми людьми, потом тысячелетиями скитались по каким-то невообразимым «тропам мертвых» и наконец воскресли у нас на глазах; процесс возвращения к жизни оказался таким долгим и мучительным, что я бы, пожалуй, не рискнул повторить этот фокус в домашних условиях. И вообще ни в каких, сколько бы корзин с отборным спелым бессмертием ни маячило за финишной чертой.
Впрочем, дело сейчас не в этом. Просто люди Магистра Нанки, собираясь вместе, точно так же мощно и звонко молчали, пока их сознания сливались в единый поток. Но то члены древнего Ордена, в которых человеческого – одна видимость, а тут – просто музыканты перед выступлением.
Ничего себе дела.
Это была моя последняя мало-мальски внятно сформулированная мысль. Потому что потом раздался звук – один-единственный звук какого-то инструмента, скорее всего струнного; впрочем, не факт. Я смотрел на сцену-поляну во все глаза – это кто начал играть? На чем? – но уже почти ничего не видел кроме восхитительного золотого тумана, в котором кружилась сияющая пыль, а тихий звук одинокой струны вдруг взорвался, как праздничный фейерверк и стал многоголосым аккордом, хором, бурей, землетрясением, сладким огненным ледяным дождем.
Все это в один миг обрушилось на меня и поволокло за собой, не разбирая дороги, куда-то на потаенную изнанку этого Мира. Ну или просто меня самого. На самом деле пока ты там – никакой разницы.
