Были основания считать, что наступил подходящий момент для нападения. Шпионы из Кочина сообщили маршалу, что заморин болен и сейчас его нет в городе. Кроме того, на берег вытащены торговые суда, готовящиеся к отплытию в Аравию. Если напасть на них, то можно нанести заморину серьезный удар. Налоговые поступления от торговцев были единственным источником его дохода.
Однако на военном совете Албукерк высказывал сомнения относительно разумности этого плана. Он не говорил об этом вслух, но был настроен решительно против совместных операций любых разновидностей. Кроме того, Албукерк считал, что, пока между Каликутом и Кочином царит мир, следует использовать все преимущества, которые он дает. В частности, это касалось закупки перца. Помимо этого, Албукерк лучше маршала представлял, с какими тактическими трудностями будет связана подобная операция. У Каликута не было своей гавани, а ее берег представлял собой очень трудное место для высадки. Там пролегали опасные течения, и море бывало очень бурным. Коутиньо же резко напомнил Албукерку, что «военный совет не может принимать решений вопреки приказам короля. Он только решает, как будет проведена атака. Других задач у него нет». Коутиньо обратился ко всем капитанам с воодушевляющей речью, упомянув о том, из-за чего португальцы решались на свои самые смелые свершения и допускали самые серьезные ошибки. Коутиньо провозгласил, что «лучшее, что есть на свете, кроме Божественной любви, есть честь». «Честь» — слово, под знаком которого многие десятилетия совершались португальские завоевания. С ним одерживали победы, оборонялись и терпели поражения. Остальные присутствовавшие Албукерка не поддержали.
В военных операциях на побережье Малабара редко удавалось воспользоваться преимуществами эффекта неожиданности. Заморину быстро доложили о большом флоте, отплывшем из Кочина. Разумеется, он сразу догадался, в чем дело. Заморин отправил посла, чтобы договориться о мире на самых выгодных условиях, какие были возможны. Албукерк желал того же, и, хотя у него были причины доверять заморину, он вынужден был ответить, что посол прибыл слишком поздно. Вернуться в Каликут с плохими новостями тот побоялся. Вместо этого он решил остаться среди португальцев. 31 декабря 1509 года флот, состоявший из 20 кораблей и 1600 человек, отправился в сторону Каликута. Также его сопровождали двадцать более мелких судов из Кочина. На них плыли моряки, знакомые с условиями Каликута. Они должны были помочь с высадкой.
К вечеру 2 января 1510 года корабли достигли цели. Перед ними предстал город. На песчаном берегу виднелись соломенные хижины рыбаков. За ними располагались лавки и склады, затем покрытые известковым раствором стены домов торговцев, выглядывавшие из-за стволов пальм. Жилища знатных людей были построены из дерева и камня. Над домами возвышались минареты и крыши индуистских храмов. Каликут занимал обширную территорию. Никаких защитных укреплений было не видно. Город представлял собой лабиринт узких улочек, пролегавших между высокими стенами. Город находился у подножия склонов Гат, где в 3 милях от моря располагался дворец заморина.
Вторжения ждали. В свое отсутствие король назначил регента, который собрал всех найяров, которые были в его распоряжении, а также лучников и артиллерию. Керам, до которого так стремился добраться маршал, находился на расстоянии полета стрелы и был окружен баррикадами, бомбардами и вооруженными людьми, разместившимися между домами рядом с павильоном. Все было подготовлено к обороне.
Вид Каликута с моря на фоне Западных Гат
В каюте маршала собрались капитаны, чтобы обсудить план предстоящей атаки. Решено было высадиться двумя группами. Люди Албукерка должны были подойти с юга, силы Коутиньо — с севера. Таким образом, планировалось взять объект в клещи. Обе группы будут подчиняться только своему командиру. И тот и другой будут удостоены чести первыми ступить на берег со знаменами в руках. Только потом за ними последуют остальные. Двери трогать строжайше запрещалось, поскольку они предназначались исключительно для Мануэла. Затем планировалось взять штурмом городские ворота и захватить Каликут.
На протяжении ночи войска выжидали. Солдаты натачивали оружие, исповедовались перед священниками и получали отпущение грехов. Пока проходили все эти обязательные подготовительные ритуалы, на кораблях витала атмосфера предвкушения. Каликут был известен как очень богатый город, и перспектива легкой добычи воодушевляла многих. За два часа до рассвета Коутиньо зажег на своем корабле сигнальный огонь. Люди сели в длинные шлюпки, на которых были доставлены на берег. Яркая луна озаряла раскинувшуюся перед ними землю. Можно было ясно видеть дома среди пальм, медные крыши храмов и шпили мечетей. Албукерк, под командованием которого находилось около шестисот человек, благополучно высадился возле керама. Все шло по намеченному плану. Затем войска направились к павильону. Но людей маршала отнесло от берега течением, и в результате они оказались на значительном расстоянии от своей цели.
Албукерк должен был ждать Коутиньо, но его людей подстегивала жажда богатой добычи, и остановить их было невозможно. Дисциплина нарушилась. Боясь беспорядков, Албукерк приказал дуть в трубы и с военным кличем «Сантьягу!» повел своих людей в атаку. Найяры с оглушительными криками кинулись навстречу португальцам. Началась яростная схватка. Открыли стрельбу из пушек, находившихся на удобном возвышении. Загрохотали выстрелы, однако неопытные артиллеристы метили слишком высоко. Между тем португальцы продолжали яростное наступление. Со своими копьями они кинулись штурмовать баррикады и убили многих противников. Остальные отступили и снова скрылись между домами. В это время люди с топорами снимали с петель те самые знаменитые двери. Их отнесли на берег и погрузили на корабль. Чтобы солдаты не ринулись в город, прежде чем к атаке присоединится маршал, и для того, чтобы предотвратить внезапные контратаки, Албукерк приказал выставить дозорных на подступах к домам, между которыми разместились защитники Каликута.
Маршал медленно продвигался вперед по берегу. До него долетали крики и грохот пушечных выстрелов, он видел пламя горящих домов. К тому времени как Коутиньо добрался до павильона, двери уже были сняты. Коутиньо был вне себя от ярости. Он решил, что Албукерк хочет лишить его триумфа и трофея, который по праву должен принадлежать маршалу, и присвоить всю славу себе. Разгневанный Коутиньо тут же высказал Албукерку свои претензии. Албукерк попытался его успокоить, пустив в ход лесть и рассуждения о великой чести и славе: «Вы первый капитан, который высадился на этот берег и привел своих людей к Каликуту… вы получили то, что желали, — двери от керама на борту нашего корабля». Однако эти слова не оказали на Коутиньо желаемого воздействия — наоборот, он рассвирепел еще больше. «О чем вы говорите, Афонсу ди Албукерк? — закричал он в ответ. — Ваши слова лишь пустое сотрясание воздуха…» «Эта ваша честь… мне не нужна. Для меня позор сражаться с ничтожными дикарями, разбегающимися, точно стадо коз». В порыве гнева маршал приказал выбросить знаменитые двери в море, сорвал с головы шлем и передал пажу вместе с щитом и копьем. Затем потребовал, чтобы ему принесли красный головной убор и жезл. Позвав переводчика Гаспара ди Алмейду, маршал приказал отвести его к дворцу здешнего правителя. Там он собирался добыть другие двери, причем теперь это должно быть настоящее героическое свершение — в отличие от того, что произошло на берегу. Коутиньо считал, что у него украли двери павильона. Пусть «мой повелитель король знает, что с жезлом в руке и в алом берете я отправился ко дворцу правителя… в этом знаменитом Каликуте, где нет ничего, кроме черных людишек».
