Албукерк понимал, что в планы Адиль-шаха не входит надолго задерживаться в Гоа. В его королевстве есть много других дел и угроз, требующих его внимания. Албукерк рассчитывал, что шах не выдержит первым. А пока, чтобы поднять боевой дух своих людей, он предложил напасть на пушки врагов и уничтожить их. Однако фидальго встретили предложение без энтузиазма. Заручиться их согласием оказалось нелегко. Выведенный из себя, Албукерк решил все же осуществить задуманное: «Я ваш губернатор. С Божьей помощью, я сойду на берег у Пангима с королевским флагом…Когда вернусь на борт, прикажу людям Тимоджи дуть в трубы. Хотите — идите со мной, хотите — оставайтесь». В результате в этой вылазке решили принять участие все.
Флотилия Тимоджи, состоявшая из плоскодонных лодок, удобных для хождения по реке, сыграла особенно важную роль в этой высадке. Перед рассветом португальцы атаковали пушки перед фортом, обратили не ожидавших нападения врагов в бегство и ушли вместе с пушками и запасом продовольствия. Пушки на противоположном берегу тоже заставили замолчать. Уже наступил вечер, когда Адиль отправил своих людей в контратаку. Но к тому времени португальцы благополучно возвратились на борт.
Адиль предполагал, что сможет взять португальцев измором, но атака на Пангим задела его гордость. Теперь нужно было ответить на нее соответственно. В порту Гоа шах приказал тайно снарядить плоты, которые планировалось поджечь и таким образом уничтожить португальский флот. Однако скрыть подготовку оказалось невозможно. Незаменимый Тимоджи получал всю необходимую информацию через своих шпионов на берегу. Албукерк решил нанести Адиль-шаху превентивный контрудар, воспользовавшись установленными в лодках легкими пушками. Неожиданная атака оказалась успешной, хотя противник оказывал сопротивление. Под португальским обстрелом плоты просто разлетелись на куски. Антониу ди Норонья, которому успех вскружил голову, заметил легкую галеру, которую попытался взять на буксир и забрать с собой в качестве боевого трофея. Однако, будучи раненным стрелой в колено, вынужден был отступить. Такие раны в ноги были самым неприятным последствием всех португальских сражений, поскольку зачастую они оказывались смертельными. Причиной становилось либо попадание стрелы в вену или артерию, либо инфекция и полное отсутствие медицинской помощи. Норонья слег у себя в каюте и три дня спустя скончался. Смерть племянника оказалась для Албукерка большим ударом. Норонья служил посредником между губернатором и недовольными капитанами. Кроме того, в случае гибели Албукерка его преемником должен был стать именно Норонья. Албукерк старался скрыть эту серьезную потерю от Адиль-шаха, но безуспешно.
Дни на «плавучих тюрьмах» Мандови тянулись однообразно: дожди, недостаток продовольствия, слабеющие люди. Единственной приятной новостью для Албукерка оказалось то, что перемирие с Виджаянагаром закончилось. Теперь присутствие шаха требовалось в другом месте. Албукерк решил выждать. Однако его люди продолжали дезертировать. Восемь дней спустя после стычки возле порта Гоа некий Жуан Роман вплавь добрался до берега и рассказал противнику об отчаянном положении португальцев: дом Антониу скончался, многие больны и умирают от голода, за ранеными некому ухаживать. За ним сбежали и другие: пять, десять, пятнадцать человек. Под покровом ночи они прыгали за борт и плыли к берегу. Португальцами овладело уныние. Адиль-шах же отчаянно нуждался в мирном договоре. Теперь победа в противостоянии зависела от выдержки обеих сторон.
Шах попытался снова перехватить инициативу, отправляя к португальцам новых послов с предложениями о мире. Албукерк устал от этих непрошеных гостей. Он не доверял им и считал, что их главная задача — подорвать боевой дух в рядах португальцев и сломить сопротивление. Вдобавок шах предоставил ренегату Роману лошадь. Он выехал на берег в арабской одежде, при этом выглядел перебежчик довольным и сытым. Он принялся насмехаться над португальцами, говоря, что ему посчастливилось больше, чем им, ведь после обращения в ислам его жизнь стала гораздо лучше. Албукерк снова отказался разговаривать с посланниками шаха, но на этот раз фидальго настояли, чтобы он хотя бы выслушал их предложения. Албукерк уступил, однако принял твердое решение раз и навсегда покончить с проблемой дезертирства.
Обмен пленными назначили на следующий день. Адильшах прислал вместо себя регента, самого знатного и высокопоставленного человека в Гоа. Прибытие его было торжественным и сопровождалось пышными церемониями, посланника сопровождала большая кавалькада. На берегу был установлен шатер из черного атласа, где регент ожидал прибытия португальского посланника в сопровождении переводчиков, кавалерии и пехоты. Албукерк отправил на переговоры Перу ди Альпойма, который пользовался большим влиянием в индийском правительстве. Он должен был доставить посланника Адиль-шаха на корабль. Вместе с ним на одной из лодок Тимоджи отправился меткий стрелок по имени Жуан ди Оэйраш, вооруженный арбалетом. Когда португальцы приблизились под церемониальный бой барабанов, они заметили в толпе дезертиров. Все они были хорошо одеты и сидели верхом на лошадях. Среди них был Роман в шелковом кафтане, с алебардой и щитом в руках. Он в открытую насмехался над португальцами. Оэйраш, пригнувшись, расположился на носу лодки перед гребцом. Когда португальцы подошли ближе к берегу, они смогли разобрать слова Романа. Он говорил, что губернатор и все остальные могут уходить и есть дерьмо. Одного слова д’Альпойма было достаточно, чтобы арбалетчик встал, прицелился и выстрелил. Стрела пронзила Романа насквозь. Он был убит на месте. Когда Роман выпал из седла, все потрясенно затихли. Затем поднялся шум и гвалт. Стали кричать о нарушении перемирия. Но португальцы объяснили, что ренегаты оскорбляли губернатора, а он не потерпит подобного отношения и требует, чтобы больше эти люди не показывались представителям португальской делегации на глаза.
Когда регент наконец поднялся на борт португальского судна, его удивило, какими короткими оказались переговоры. Начал он с цветистых приветствий, характерных для восточной дипломатии, затем начал в столь же красочных выражениях превозносить достоинства места, где Адильшах предлагал построить португальский порт. Более того, на строительство он готов был дать португальцам 50 тысяч золотых крузадо, но при одном условии — Албукерк должен выдать шаху Тимоджи. Губернатор вздохнул, затем дал короткий и резкий ответ — или Гоа, или ничего, а что касается выдачи Тимоджи, то об этом не может быть и речи. Затем Албукерк буквально выгнал ошарашенного посланника с корабля, даже не пытаясь соблюсти дипломатический протокол. На прощание Албукерк велел передать шаху, чтобы не присылал больше послов — если, конечно, они не принесут с собой ключи от города.
Адиль-шах отчаялся — вести переговоры с человеком, ни во что не ставящим все до единого правила, оказалось бесполезно. Арбалетчик получил за свой выстрел десять крузадо, однако предотвратить дезертирства эта показательная акция не помогла. Португальцы продолжали уплывать по ночам. Таким образом возникла патовая ситуация. Португальские корабли оставались на реке. Недовольство португальцев переросло в бунт внезапно и неожиданно, при очень странных обстоятельствах.
Поводом послужили мусульманские женщины и девушки, часть которых принадлежала к гарему шаха. Когда Гоа сдался португальцам, они были захвачены Тимоджи. Теперь пират предложил использовать их в качестве аргумента во время переговоров. Албукерк был удивлен. Он даже не подозревал о существовании этих пленниц. Албукерк принялся спрашивать, где они и почему ему ничего не доложили о их похищении. Тимоджи отвечал уклончиво. Женщины были переданы капитанам кораблей, и теперь «многие из них стали христианками». Губернатор пришел в ярость из-за того, что никто не счел нужным поставить его в известность. Кроме того, Албукерк опасался, что присутствие на корабле женщин нарушит дисциплину, не говоря уже о грехах, до которых оно может довести. Албукерк приказал, чтобы всех этих женщин доставили к нему. Однако выяснилось, что некоторые из них стали «женами» моряков и те категорически не желают с ними разлучаться. Опасаясь вспышек недовольства, Албукерк решил просто узаконить эти союзы, обойдясь без официальных церемоний. Священник был глубоко возмущен и заявил, что подобные «браки» противоречат законам церкви. «В таком случае [поженим их] по законам Афонсу ди Албукерка», — категорично заявил губернатор.