Я ничего не ответила: мое внимание привлекла вишневая
«восьмерка» с тонированными стеклами, которая плавно тронулась с места и
покатилась за «Нивой». Именно за ней — это было мне ясно с первой секунды.
Почему — объяснить бы не смогла, ясно и все. «Это хвост», — подумал
Штирлиц…
— Давай вон за той «восьмеркой».
— Как? — ошалел парень. — Мы ж за «Нивой», ты
что, сдурела совсем? А ну, катись из машины, — прорычал он агрессивно,
однако с места тронулся и «восьмерке» на хвост сел.
— Не торопись, — тоном бывалого сыщика заметила
я. — А то засекут.
— Вы из милиции, что ли? — вдруг перешел он на
«вы».
— Ага. Только значок дома забыла.
Мы замерли на перекрестке в шахматном порядке:Алексей, чуть
позади «восьмерка» и на почтительном расстоянии — мы. И тут произошло нечто
непонятное — мистика, да и только. Светофор мигнул, мы тронулись прежним
порядком, и вдруг Алексей исчез: только что был, и вдруг нет!
«Восьмерка» бестолково задергалась: рванула вперед,
притормозила, вильнула направо, опять вернулась… Мне все было хорошо видно
через ветровое стекло: «хвост» Алексея потерял. Правда, я тоже. Но опечалило
меня это несравненно меньше.
— Тормозни на остановке, — попросила я, вручая
парню двадцать долларов и оставила его с неудовлетворенным любопытством и
мутной тоской по иной, богатой приключениями жизни.
На дачу я вернулась автобусом и сразу-поняла, что опоздала.
Открыла калитку, бесшумно поднялась по ступеням и тихонько позвала:
— Алеша!
Он вынырнул откуда-то справа, схватил за плечи, я
взвизгнула, сердце оборвалось. С трудом отдышавшись, я заорала на него:
— Спятил? Эдак человека до инфаркта доведешь!
— Ты где была? — сурово спросил он, глядя волком.
— Тут неподалеку, на дереве сидела, — пожала я
плечами и прошла на веранду. Там сбросила сумку, извлекла из нее ракетку с
биноклем; ракетку зашвырнула на шкаф, а бинокль поставила на подоконник, где
вчера его обнаружила.
— Что, вот так целый день и сидела? — усмехнулся
Алексей.
— Вот так. Береженого Бог бережет.
Слышал такую поговорку?
— Дорогуша, ты часом срок не мотала?
Веры в тебе, как в бывалом зеке.
— Точно. Потому до сих пор и гуляю на свободе.
Алексей передернулся, видно, приняв мои слова на свой счет,
хмыкнул и потопал на кухню, недовольно ворча:
— Лучше б жрать приготовила. Пользы от тебя ни на грош…
Я устыдилась, в кухню бросилась резво, изловчившись
опередить его в дверях, и засновала от стола к плите, суетливо и довольно
бестолково. Алексей, устроившись у окна, курил и на меня поглядывал, не скажу,
что одобрительно, но и без злости. Я нажарила картошки, сделала огромную миску
салата, нарезала колбасы. Втайне надеясь на похвалу, собрала на стол и
поглядела на Алексея слегка заискивающе.
— Ну как? Есть от меня польза?
— Это я и сам смогу. Нет бы щей сварила, поди, не
умеешь. Вот почему так: если баба красивая, так непременно по хозяйству ни на
что негодная?
— Ешь, хозяйственный, — улыбнулась я. — Щи
завтра сварю. И вообще, я способная, просто сейчас не в лучшей форме.
— Чего меня в доме не ждала?
— Говорю, испугалась. Кто знает, что у тебя на уме? Вот
я бдительность потеряю, ты меня и сдашь.
— Дура баба. Хотел бы — давным-давно бы сдал.
— Вот я и подумала: посижу-ка лучше на дереве. Для
успокоения нервов. А ты как съездил?
— Нормально, — кивнул он. — Повидался.
— И что?
— А ничего. Воспитывал. Мол, слушай старших, а старшие
решили так-то. Мирил с Серым…
— Да ну? — притворно удивлялась я. Что улетевший в
кусты брюнет скорее всего Серый и есть — это стало мне ясно еще на дереве.
— Ну да. Явился и Серый… морда наглая… замириться,
значит…
— А ты?
— Поколебался для порядка, по роже ему съездил, потом
остыл, потому как я старших всегда слушаю. Вник, прочувствовал и понял.
— А Серый?
— А Серый меня так же любит, как я его. В общем, пожали
друг другу руки.
— Но ведь это хорошо, — нерешительно сказала
я. — Теперь за тобой охотиться не будут…
Алексей фыркнул и взглянул на меня с усмешкой.
— Конечно, ваших бандитских дел я не знаю, —
нахмурилась я. — Но если крестный вас помирил…
— Значит, хитрее будет Серый… а может, я. Ладно, черт с
ним, не к спеху… Ты мне вот что скажи: имя Эдик тебе что-нибудь говорит? Эдик,
Эдичка или Сорока.
— Сорока — птица, а Эдичка — писатель такой есть,
Лимонов, только он тебе вряд ли интересен.
— Писатель мне точно не интересен, а вот Эдик Сорокин,
или Эдичка, — это кому как нравится — интересен.
Я пожала плечами:
— Не знаю такого.
Конечно, я лукавила. Уж очень стремительно Алексей вышел на
верную дорогу, это слегка пугало.
— Ну, Эдичка, и что? — спросила я, помолчав.
— Это он тебя со свету сживает.
— А за что? — округлила я глаза. — Я ведь его
даже не знаю, слыхом о нем не слыхивала.
— Жаль. А я вот интересные веши услышал. К примеру, о
твоем Олеге. Все ж таки картину ты слегка исказила. Начнем с исчезновения.
Говорила ты мне, дорогуша, что с территории он не выезжают, а машина…
Я его перебила;
— Поняла, о чем ты. Когда я тебе рассказывала. не стала
вдаваться в детали. Динка тогда к мужу не просто так заехала. У нее машина
заглохла, а до офиса было рукой подать Олег велел ей взягь его «Вольво» — а я
мол с твоей разберусь Она уехала, а ее машина осталась неподалеку от кирпнчного
завода. Через два дня ее нашли за объездной дорогой в лесочке. Но след этот
никуда не вел, потому я про него и не упомянула.
— Ага, — неопределенно кивнул Алексей. —
Пусть так. Дальше: этот самый Олег — честный и неподкупный, ты говорила?
— Не совсем так. Я не говорила, что неподкупный, я
говорила: ничем противозаконным он заниматься не станет…
— Ну, если транспортировка наркоты вещь законная…
У меня челюсть отвисла.
