— Не знаю, — торопливо ответила несчастная
жертва. — Юрка сказал, пойдем, поговорить надо, я и пошел…
— Что за Юрка?
— Тот, что удрал. Меня бросил, сволочь!
— Значит, Юрка. А кто Юрку послал, ты не знаешь… — С
этими словами Лешка резко хлопнул дверью, я зажмурилась, а парень взвыл. —
А сколько у тебя пальцев знаешь? Правильно, много. Так что мы с тобой до утра
развлекаться будем. — Алексей открыл дверь. — Так кто послал? —
Парень всхлипнул и затравленно замер, но, стоило Лешке шевельнуться, закричал:
— Ступа! Ступа послал. Это сообщение Алексея как будто
оза-дачило.
— Врешь, Ступы в кабаке не было.
— Так Юрка был. А мне Ступа позвонил и велел с Серегой
в «Восток» ехать, мол, надо мужика успокоить. Юрка его покажет.
— Ага, — сказал Алексей и задумался. — Значит,
звонил. Откуда? — Почем я знаю? Наверно, из дома, вро де телек
работал. — Парень заметно успокоился, правда, оказалось, преждевременно.
Алексей повертел головой, что-то высматривая, потом сгреб
его в охапку и потащил куда-то в сторону, сказав мне:
— Из бардачка изоленту достань. Я достала и побрела
следом, в темноте почти слепая. Пока я их разыскивала, Алексей усадил свою
жертву под дерево, выдернул шнурки из его ботинок и связал ему сцепленные за
деревом руки. Парень вполне мог бы встать и легкими подскоками передвигаться
вокруг ствола, но уйти, не прихватив с собой раскидистую липу, не мог никак.
Оторвав изрядный кусок изо-ленты, Алексей заклеил ему рот, похлопал по плечу и
сказал:
— Отдохни.
Потом, кивнув мне, он направился к машине, а я резво потрусила
рядом.
За руль теперь он сел сам, из города мы выбираться не стали,
а свернули опять к центру.
— Куда мы? — спросила я тревожно: на мой вкус
приключений было предостаточно.
— Дружка навестить, — ответил Алексей, хмурясь.
— Какого еше дружка? Ступу? Ты его знаешь? И что это
вообще за имя такое?
— Помолчи немного. Мне подумать нужно.
Я притихла, косясь на него. Врагов он наживал с такой
легкостью, что я только диву давалась. Из Серого сделал отбивную, из парня под
липой — временно нетрудо способного, тот, что на стоянке остался, тоже был
плох, впрочем, тут скорее моя вина: споткнулся он не об Лешкины ноги. И все же
разведка превратилась в кровавое побоище. Я хотела было высказаться на эту
тему, но мы уже тормозили в каком — то дворе возле мусорных баков и детских
качелей. Мои мысли потекли в ином направлении. Алексей вышел, а мне наказал:
— Машину запри и ложись, как будто тебя и нет вовсе.
Лучше всего вздремни полчасика.
— Ты хочешь меня здесь оставить? — испугалась я.
— Хочу.
— Я не останусь. Я с тобой.
— Спятила совсем, да?
— Спятила не спятила, не знаю. Только здесь не
останусь… Возьми меня с собой, я на шухере постою.
— На чем ты постоишь? — изумился Алексей.
— Может, это по-другому называется, но я пойду с тобой…
А если вредничать не будешь, то согласишься, что кое-какая польза от меня есть.
Он присвистнул, потом подумал и сказал:
— Ладно, пошли.
Мы отправились чужим двором, похожим на поле боя из — за
обилия траншей и металлоконструкций, предназначения которых я так и не уловила,
и вышли через арку в соседний, почти такой же захламленный двор. Дома здесь
были бесконечно длинными, в форме подковы, и отличались архитектурным изыском,
продиктованным холмистой местностью: если в начале дом был девятиэтажным, то
далее количество этажей уменьшалось, и в последнем подъезде, в который мы
вошли, их насчитывалось всего пять.
Мы поднялись на третий. Двери на площадке выглядели как
сейфы в банке. Алексей позвонил в ту, что была слева. Звонить пришлось трижды,
потом что-то с грохо том упало, и женский голос зло спросил:
— Кто?
— Тамар, Колька дома?
— Время-то знаешь сколько, — ворчливо
поинтересовалась женщина в халатике, отпирая дверь. — Ни днем ни ночью
покоя нет, чтоб вам пропасть. ей — Богу… Колька телек смотрит, проходи…
Предлагать последнее было излишне:
Алексей уже вломился в квартиру, двигаясь чрезвычайно
стремительно. Как видно, расположение комнат было ему хорошо известно. Когда я,
изрядно поотстав, вслед за Тамарой вошла в хозяйскую спальню, Алексей сидел на
кровати, сжимая одной рукой горло хозяина, а второй тыча пистолетом ему в
ребра. Хозяин, мужчина лет тридцати в махровом халате, не выглядел особенно
удивленным, чего не скажешь о его жене. В себя она пришла быстро и спросила:
— Очумел, что ли? — Вопрос адресовался Лешке.
— А это мы сейчас узнаем, — пообещал он. —
Наташка, запри ее в ванной! А ты орать не вздумай. Решишь удрать — считай, уже
вдова. — Тамара, растерянно посмотрев на всех по очереди, пошла в ванную.
Я ее заперла, как было велено, и вернулась в спальню.
В мое отсутствие Колька переместился в кресло, где сидел,
ссутулившись, стиснув руки, а Алексей устроился на кровати с пистолетом в руке
и на Кольку поглядывал, как смотрят на дохлую крысу или раздавленного жука. Я
услышала конец его фразы:
— Ты еще вспомни, как твоя мать меня пирогами кормила.
— Так ведь кормила, — вскинулся Колька.
— Точно. А еще я за тебя, суку, дважды подставлялся. И
от тюряги тебя отмазывал. А ты меня в расход, значит. Дружок… твою мать…
Колька нахмурился, повздыхал, поскреб грудь и сказал:
— Я, Леха, человек маленький. Мое дело какое? Мне
приказали, я приказ передал. Все.
— Кто приказал? — ласково улыбаясь, спросил
Алексей. Его дружок вздохнул совсем уж тяжко, внимательно разглядывая пол,
потряс лохматой головой и опять вздохнул.
— Ведь знал, что так и будет. Чуяло мое сердце… —
пожаловался он. Лешка выбросил вперед кулак и заехал дружку в ухо. Голова у
того дернулась, он поморщился и даже как будто застонал.
— Ты ж меня знаешь, Ступа, — прямо-таки сахарным
голосом сказал Алексей.
— Да знаю я тебя, знаю… Эх, Леха, Леха, как жизнь — то
кинула…
— Я сейчас заплачу, — кивнул Лешка. — Не зли
меня лучше. Ежели я кулаками молотить начну, остановить меня трудно.
Это я помню, — невесело усмехнулся Колька, потосковал
еще маленько и неохотно сообщил: