Народу в поселке заметно прибавилось. Люди стояли возле
домов, тревожно вглядываясь в зарево над заводом. Где-то совсем рядом завыли
сирены пожарных машин, а я, забросив сумку на заднее сиденье «Нивы», торопливо
покинула поселок, через пятнадцать минут была на квартире Геры, а еще через
двадцать пять — на даче.
Загнав машину в гараж, я потрогала капот и нахмурилась: если
Алексей сейчас появится, придется объясняться. Парень он дотошный. Впрочем, в
настоящий момент у него не о том голова должна болеть.
Я пробралась в свою комнату и, сдвинув на место шкаф, легла
на диван. Начиналось самое тяжкое — ожидание.
Минут через сорок возле дома затормозила машина. Кто-то
открыл входную дверь и торопливо прошел к моей комнате. Шаги были чужие. Я
испуганно замерла. Дверь открылась, и на пороге возник братан Колька. На лице
его не было и намека на прежнюю улыбку.
— Давай быстрей! — сурово позвал он.
— Алеша где? Случилось что?
— По дороге расскажу, поехали. Он гнал как угорелый, то
и дело тревожно озираясь по сторонам.
— Лешка за тобой послал. В городе теперь опасно,
Эдичка, сука, все ж таки влез. Савельича, кажись, зацепило. Лешка теперь за
главного…
— А деньги? — спросила я.
— С деньгами разберемся, — туманно ответил братан,
из чего следовало, что лично ему не до денег.
Мы прибыли на Николо-Перевозинскую. Колька затормозил возле
крыльца и, опасливо сутуля плечи, кинулся вслед за мной. Дверь открылась сразу.
За ней стояли двое молодцов весьма внушительного вида. Колька повел меня по
коридору.
— Алеша здесь? — спросила я.
— Здесь. Только не до тебя ему. Сиди тихо, не
высовывайся. Туалет там, кухня прямо, найдешь чего пожрать…
— Савельич тяжело ранен?
— Не знаю… тут такие дела, сам черт теперь концов не
сыщет.
Что за концы, мне было не понять, но от Колькиного взгляда
стало не по себе, и я попыталась уточнить:
— Так он в больнице?
— Вроде здесь.
— А как же… — начала я, но братан, втолкнув меня в
комнату, мгновенно исчез.
День тянулся невыносимо долго. Я пыталась отыскать Алексея,
но всякий раз кто-нибудь вежливо, но настойчиво отправлял меня назад в комнату.
После полуночи я уснула, а в два меня разбудил Колька. Спро сонья я
перепугалась и завизжала. Он включил свет и сказал виновато:
— Я это… Одевайся. Лешка велел тебя отсюда увезти.
— Куда? — насторожилась я.
— В санаторий. Да ты не переживай, там народу полно,
все свои, скучно не будет.
— Ты чего мелешь? — спросила я, натягивая джинсы.
Колька деликатно отвернулся. — Что у вас тут происходит?
— Как что? — удивился Колька. — Война. Воюем
то есть, до победного конца.
— С Эдичкой?
— А то…
Я только головой покачала. Мы сели в машину, но отвез меня
Колька вовсе не в санаторий, а в обыкновенную «малосемейку», где нас ожидал
пожилой дядька с рыжими усами и лысиной. Колька сдал меня с рук на руки и
исчез, запечатлев на моем лбу братский поцелуй. Дядька напоил меня чаем, что
было несколько несвоевременно в третьем часу ночи, а потом сказал:
— Поехали.
Во дворе стояла потрепанная «пятерка». Усатый сел за руль и
открыл мне дверь.
Завязывать разговор я не решалась, а он, похоже, был молчалив.
Минут через пятнадцать мы свернули на тихую улочку, которая закончилась
тупиком. Мой водитель затормозил возле железных ворот и посигналил. Залаяли
собаки — целый концерт, не меньше десятка. Вспыхнул прожектор. Повертев
головой, я узнала бывший профилакторий опытной станции. Какое он имел отношение
к войне в городе — оставалось только гадать. Рыжий дядька вышел, прикрывая лицо
ладонью, и с кем-то заговорил. Рядом с воротами открылась калитка.
— Иди, — сказал дядька, и я ступила за ограду
бывшего профилактория, который сейчас напоминал лагерь террористов или первые
поселения на Диком Западе — кому что нравится. Мне лично не нравилось ни то ни
другое. Я женщина не воинственная, тихая, с робкой мечтой о счастье.
Парень с автоматом отогнал собак. Держась на почтительном
расстоянии, они все-таки проводили нас до корпуса двухэтажного здания в глубине
парка.
— Не бойся, не тронут, — сказал парень, вышагивая
рядом.
Над входом горел прожектор, освещая лужайку перед корпусом и
часть парка. Откуда-то сбоку появились двое мужчин, тоже вооруженные.
— Глаза слипаются, спасу нет, — пожаловался один,
на поясе у которого болталась рация. Он позвонил в двеpь и громко крикнул:
— Серега, тебе пополнение.
Дверь открылась, я вошла и увидела Серегу: рослого парня,
выглядевшего, несмотря на поздний час, молодцевато.
— Привет, — улыбнулся он.
— Здравствуйте, — вежливо ответила я.
— Вот по этой стороне все комнаты свободны, —
махнул он рукой. — Выбирай любую, — и опять улыбнулся.
Проснулась я от ощущения, что кто-то долго и пристально меня
разглядывает. Неохотно открыв глаза, я увидела карапуза лет четырех, который
целился в меня из игрушечного пистолета.
— Эй! — сказала я сурово. — Ты разве не
знаешь, что в людей стрелять нельзя?
— Руки вверх, я полицейский! — сообщил он,
безбожно картавя.
— И много вас здесь?
— Полицейских? Трое. Вовка с Димкой — бандиты, а
Сережка терминатор, он уже большой.
— Ясно, — кивнула я, поднимаясь. — А тебя как
зовут?
— Денис.
— Ты здесь с мамой?
— С мамой и с Варькой.
— Варька — сестренка?
— Ага. Только она маленькая. Я оделась и спросила
Дениса:
— Где здесь умыться можно, знаешь?
— Знаю, пойдем.
Полицейский Денис устроил мне что-то вроде экскурсии.
Услышав голоса, я прошла по коридору и оказалась в просторной кухне, где
по-домашнему расположились пять женщин приблизительно моего возраста. У двух на
руках были грудные дети.
— Здравствуйте, — сказала я, нерешительно
улыбаясь.
Женщины переглянулись — как видно, они хорошо знали друг
друга.
