Мы вышли и почти сразу юркнули в подворотню. Тут я дала себе
труд сообразить, где мы. Вокзальный спуск, район полуразвалившихся одноэтажных
домишек, приют бомжей и особо несчастных граждан, ждущих своей очереди на
выселение. Часть построек уже снесли, на их месте красовались грязные пустыри,
несколько бензозаправок, платные автостоянки и бесчисленные гаражи мелких и
крупных учреждений.
Надо сказать, что к этому моменту передвигалась я с трудом.
Очень хотелось посидеть с закрытыми глазами, вытянув ноги. А «муженек» мой
негаданный вышагивал бодро и даже насвистывал. По тому, как уверенно он
двигался, становилось ясно: у него есть какая-то цель. Так как у меня не было
ничего, кроме головной боли, я решила положиться на него и не ломать голову
понапрасну.
Мы перешли железную дорогу и минут через десять оказались
возле сквера — заросшего, грязного, с обвалившимся фонтаном в центре и
скульптурой пионера в одной из аллей. Обшарпанный пионер когда-то держал в руке
горн, как и положено пионеру, но горн уж не знаю кому понадобился, а ничем не
занятые руки выглядели сиротливо, и кто-то на место горна пристроил облезлый
веник. Мы пересекли сквер и оказались в переулке из трех домов. В первом
отсутствовала левая стена, так что насквозь просматривались все комнаты с
лохмотьями обоев. Возле второго, двухэтажного и по виду жилого, на скамейке
сидели две старушки, они проводили нас любопытными взорами. Во двор третьего мы
свернули.
Двор представлял собой большую помойку. Возле рухнувшего
сарая покрывался ржавчиной древний «Запорожец». Узкая тропинка вела в глубь
двора к двухэтажной развалюхе, угрожающе завалившейся вправо и явно нежилой.
Пока я изучала двор, мой новоявленный приятель поднялся по шатким ступеням
крыльца и постучал. В доме номер три стояла гробовая тишина. Я силилась понять,
живет здесь кто или нет. Дверь в подвал была заколочена двумя досками, окна
зашторены, но стекла такие грязные, что занавески выглядели половыми тряпками. Между
тем моему спутнику надоело ждать, он спустился вниз, сунул руку под крыльцо и
извлек ключ. Распахнул дверь и сказал:
— Заходи.
Я с некоторой опаской вошла и оказалась в довольно
чистенькой прихожей. Прямо передо мной дверь вела в кухню, окнами во двор.
Справа еще две двери в комнаты. Вполне человеческое жилье. Мы вошли в кухню.
— Садись, — бросил тип.
Я села на табурет, испытывая чувство, близкое к блаженству,
бросила под стол сумку и решила проявить любопытство.
— Вас как зовут?
— Алексей, — ухмыльнулся он, устраиваясь напротив,
потом уставился на меня и заявил:
— Давай-ка, дорогуша, объясни, что у тебя за дела.
— Так ведь не знаю, — пожала я плечами,
демонстрируя полнейшее неведение.
— Ага, — кивнул он.
— Ага, — кивнула я.
— Ишь ты… — Он поднялся, вышел в прихожую и через пару
минут вернулся с куском веревки. Я настороженно наблюдала за его
передвижениями.
— Эй, это зачем?
— Это для простоты общения.
Я вскочила, но, зажатая между стеной и столом, мало-мальски
достойного сопротивления оказать не могла. Поэтому он очень скоро подтащил меня
к противоположной стене и подвесил на крючок за связанные руки. Крючок был вбит
насмерть и довольно высоко. Как я ни старалась, а дотянуться ногами до пола не
смогла, поэтому очень скоро начала испытывать серьезные неудобства. Но типу по
имени Алексей было на это наплевать. Он извлек из холодильника банку тушенки,
достал хлеб, нарезал его устрашающей толщины ломтями и принялся есть. Он ел, а
я его разглядывала. Назвать его симпатичным могла лишь женщина с богатым воображением.
Если исходить из того, что шрамы украшают мужчину, то его разукрасили на славу
— какой — то шутник очень постарался, а потом сшил остатки на скорую руку,
видно, слыхом не слышал об эстетике. Нос, короткий и довольно широкий от
природы, был перебит по крайней мере в двух местах, что придало лицу особое
очарование. Странно, что все зубы при этой физиономии выглядели целыми — если
они настоящие, конечно.
Он продолжал ухмыляться и одновременно жевать,
сосредоточенно и с явным удовольствием. В общем, повезло как утопленнице. Если
бы кто-то поинтересовался моим мнением, я бы предпочла блондина с умным,
интеллигентным лицом, крепкой, но изящной фигурой, который не стал бы
подвешивать женщину на крючок и с аппетитом жевать тушенку из банки, а,
прикрывая меня от пуль своей грудью, говорил бы что-нибудь остроумное и
приятное, желательно на тему: тебе не о чем беспокоиться, дорогая… Да… как
говорила моя бабушка, с нашим-то счастьем…
Я попыталась обнаружить в нем что-нибудь положительное.
Трудно это было… Ладно, у него мужественное лицо, перебитый нос придает ему
необходимую изюминку, и, вообще, довольствоваться нужно тем, что имеешь. Опять
же, если права пословица «Сила есть — ума не надо», то при такой комплекции в
голове у него, как зимой в скворечнике. Что для меня, безусловно, хорошо.
Кажется, он мне подходит, решила я, вздохнула и сказала:
— Вот есть люди умные, а есть дураки, которые вечно в
чужие дела лезут.
— Ага, — согласно кивнул он.
— Бывает, у человека своих дел невпроворот, а ему все
мало, так он норовит чего лишнего узнать, чтобы глупой головы лишиться.
— Точно. Полно дураков.
— Я ведь и сама с трудом понимаю, что происходит…
— Это конечно…
— Если кому-то до зарезу надо, мне не жалко, расскажу…
— Вот здорово…
— Слушай, сними меня отсюда, мне же больно.
— Тебе так только кажется.
— Повезло… нарваться на садиста… Мне в туалет надо. В
конце концов, ты можешь подвесить меня во второй раз. И в третий.
Он перестал жевать, извлек из-под стола мою сумку и
вытряхнул содержимое на стол. Присвистнув, взвесил в руке пачку долларов.
— Откуда дровишки, деточка?
— Наследство.
— Везет. А у меня все родственники перемерли и хоть бы
что оставили.
— Без понятия люди, — вздохнула я.
— Это точно.
Он поднялся, снял меня с крюка и препроводил к двери.
— Туалет вот здесь.
— А руки?
— Ловчи.
— Куда я денусь без денег?
Это подействовало, руки он мне развязал. Когда я вернулась
из туалета, на плите фыркал чайник, а Алексей, человек Божий, выглядел
повеселевшим — наелся, значит.
— А можно руки помыть? — голосом Красной Шапочки
спросила я.
