– Я решила: мы пойдем по Дмитровке – там народу меньше.
– Послушайте! – психанула Надя. – Давайте вы сами пойдете по Дмитровке! А я между прочим опаздываю!
И старуха мгновенно преобразилась: снова – потерянный взгляд выцветших старческих глаз, дрожащие губы, и воздух начала хватать, будто задыхается, взмолилась:
– Деточка! Не бросай меня!
Вот артистка!
А тут, очень кстати для бабки, и от Мишки ответная эсэмэска пришла: дескать, извини, застрял в пробке, когда доплетусь, неизвестно.
Надя же короткой вспышкой вдруг увидела себя со стороны. Что ж у нее за нескладное житье-бытье! Кругом – полно счастливых парочек, девчонки – сплошь с сияющими глазами и с букетами, а ее постоянный поклонник, видите ли, на съемках в Санкт-Петербурге. Кадрит актрисок и прочий кинематографический персонал. Поклонник временный неизвестно, видите ли, когда доплетется. Да еще и незнакомая бабка на плече повисла...
«Так, видно, всю жизнь и будет, – грустно подумала она. – Вечно решаю чужие проблемы, провожаю других. А те, кого жду я, – не приходят...»
И дело, конечно, не в безобразно опаздывающем однокласснике. Бог с ним, с Мишкой. Главное: Димка Полуянов – ее единственная и настоящая любовь – тоже не звонил. Уже целых три дня...
Старуха же, будто почувствовав ее состояние, вдруг спросила:
– Детонька... А ты уверена, что хочешь идти на это свое свидание?
– С чего вы взяли про свидание? – буркнула Надежда.
– А куда еще можно спешить – в центре Москвы, в восемь вечера? – улыбнулась бабуся. И вдруг предложила: – Давай лучше ко мне в гости пойдем. Я тебя чаем напою...
«...И буду весь вечер вещать: про низкую пенсию да про всякие артриты с артрозами».
– Нет, спасибо, – покачала головой Надя. – До подъезда вас доведу, раз уж взялась, а дальше – у меня дела.
Бабка же – проницательно взглянула на нее и вдруг вымолвила:
– Знаешь, милая. Я не буду тебя уговаривать. Скажу лишь одно: когда тебе будет восемьдесят восемь – как мне, – ты поймешь. Что в старости больше всего жаль не ушедшей молодости и не былой красоты. На самом деле жальче всего тебе будет времени, которое ты в своей жизни потратила – на неинтересных людей, на пустые разговоры. На ненужные свидания...
– А вы, конечно, человек исключительно нужный, – не выдержала Надя.
Старуха лишь рукой махнула:
– Да разве я про себя! Что я – ноль, безликая тень. Всю жизнь в домработницах. Я тебя совсем с другим человеком познакомить хочу. С хозяйкой своей. С Лидией Лебедевой. Слышала про нее?
– Лебедева? Это... это та самая? Знаменитая балерина? Любимица Сталина? – наморщила лоб Надя.
– Это не просто балерина, – строго произнесла старушенция. – Лидочка – великий человек. Талантливый. Мудрый.
И неожиданно сбавила пафосный тон, взглянула моляще:
– Давай поднимемся. Пожалуйста! Лидочка, она... она очень одинока! И так любит, когда к нам приходят гости!
Надя когда-то видела – разумеется, в записи, совсем старой, черно-белой, – как блистательно Лебедева танцует партию Китри в «Дон-Кихоте». И, помнится, поразилась – даже не технике исполнения, а той бешеной энергии, что излучала балерина. Она вся была огонь, вихрь, сгусток счастья. Но то были съемки, кажется, шестьдесят какого-то лохматого года. Это ж сколько лет Лебедевой сейчас?
А старуха продолжала уговаривать:
– У нас профитроли есть, я утром испекла. И сыр, настоящий французский бри, Егор Егорович принес. И вино. Сухое красное вино. И... и разве тебе не интересно – познакомиться с человеком-легендой?
«Ага. Только эта легенда наверняка старуха еще постарше тебя. Начнете меня на пару рассказами о своих болячках грузить».
Надя совсем уже было собралась отказаться – но тут ее мобильник возвестил об еще одной эсэмэске. «Я только на Шереметьевской. Ехать еще минимум полчаса», – сообщал однокурсник.
А она-то переживала, что на целых двадцать минут опаздывает!
Надя вздохнула:
– Ладно. Я поднимусь. Только совсем ненадолго.
...Подъезд в доме балерины оказался абсолютно барским – с широченной мраморной лестницей, зеркалами, устланным ковром полом. Вход сторожил военной выправки консьерж. Он кивнул бабке, мазнул внимательным взглядом по Наде. Подозрительно спросил:
– Девушка с вами?
– Да, – с достоинством кивнула старуха. И зачем-то добавила: – Ее пригласила Лидия Михайловна. Лично.
Страж больше никаких вопросов задавать не стал, снова уткнулся в кроссворд. А когда поднялись на скоростном, явно позднейшей постройки лифте на пятый этаж, оказалось, что их встречают и здесь: дверь квартиры распахнута, о косяк опирается дядька – какой-то весь рыхлый, неприбранный, нескладный. Но глазенки цепкие, и рот кривит недовольно.
Старушенция бросилась к нему, ласково – и как-то заискивающе – пропела:
– Познакомьтесь, Егор Егорович. Это... это... – В бабкином взгляде мелькнула паника.
Ну, конечно. О своих болячках повествовала охотно – а именем человека, который помог, даже не поинтересовалась.
– Надя, – пришла на помощь Митрофанова.
– ...Надя... она просто спасла меня сегодня. Мне стало плохо, и Надя помогла мне добраться домой, и...
– И вы, добрая душа, конечно, пригласили ее на чай, – ухмыльнулся неприятный мужик.
Наградил Митрофанову еще одним испытующим взглядом, – но не посторонился. И обратился уже к ней:
– Значит, очередная шустрая девушка – в этот раз по имени Надя. А фамилию вашу, любезная Надя, позвольте узнать?
Да что он себе позволяет, этот мерзкий мужик?
Надя (получилось не очень-то вежливо) сбросила бабкину руку со своего предплечья и пробормотала любимую, кстати, фразочку Димы Полуянова:
– А пин-код к моей кредитке вам не нужен?
Вот так всегда: поможешь – а тебя еще и оскорбят.
Бежать отсюда, и как можно быстрей.
Но когда она обернулась к лифту – вдруг услышала за своей спиной властный голос:
– Подождите.
Голос был женским, и подобным непререкаемым тоном могла говорить только звезда. И Надя, конечно, не выдержала – обернулась. Хоть она и уходит, все равно ж любопытно хоть посмотреть – вживую! – на легендарную Лебедеву...
И аж глазами захлопала, потому что увидела перед самой настоящую королеву. Идеальной осанки, с безупречной укладкой, тонкой кости руками, уверенным взглядом. В первую секунду показалось: женщине лет пятьдесят, не больше. Лицо почти без морщин, белоснежные зубы, а главное – улыбка. Молодая, веселая.
Женщина надменно бросила противному Егору Егоровичу:
