Один знакомый заголовок привлекает мое внимание.
ДЭНИЕЛ ЭЛТАН УИНГ КАЗНЕН 26 ДЕКАБРЯ
РАССТРЕЛЬНЫМ ВЗВОДОМ
Зачем они транслируют эту информацию, когда все прочие заголовки того времени уже давно сняты и заменены на свежие? Хотят убедить людей в том, что это правда?
Вижу еще один:
ПРЕЗИДЕНТ ОБЪЯВИТ ОБ УТВЕРЖДЕНИИ ПЕРВОГО ЗАКОНА НОВОГО ГОДА СЕГОДНЯ В КАПИТОЛИЙСКОЙ БАШНЕ
Хочется остановиться и прочесть заголовок еще раз, но машина едет дальше и вскоре тормозит. Двери открываются. Солдаты хватают меня за руки и вытаскивают из джипа. Меня тут же оглушают крики толпы и десятков федеральных репортеров, щелкающих маленькими квадратными камерами. Я оглядываю людей вокруг и отмечаю, что, помимо тех, кто пришел просто поглазеть, есть и другие. Много других. Они протестуют, выкрикивают оскорбления в адрес Президента, их утаскивает полиция. Некоторые машут над головами самодельными плакатами, охранники их отбирают.
«Джун Айпэрис невиновна!» — гласит одна табличка.
«Где Дэй?» — вопрошает другая.
Конвоир грубо подталкивает меня:
— Вам тут нечего смотреть.
Он спешит провести меня по длинной лестнице в гигантский коридор какого-то правительственного здания. Звуки с улицы сюда не проникают, слышны только наши гулкие шаги. Девяносто две секунды спустя мы останавливаемся перед рядом широких стеклянных дверей, потом кто-то проводит тоненькой карточкой (размером приблизительно три на пять дюймов, черной, с отражающей поверхностью и золотым республиканским гербом в углу) по входному сканеру, и мы шагаем внутрь.
Полиграфкабинет имеет цилиндрическую форму, низкий сводчатый потолок и двенадцать серебряных колонн вдоль округлой стены. Охранники привязывают меня в стоячем положении к машине, которая обхватывает металлическими лентами мои предплечья и запястья; затем фиксируют холодные металлические датчики (общим числом четырнадцать) у меня на шее, щеках, лбу, ладонях, голенях и ступнях. Здесь очень много военных — двадцать человек. Шестеро — команда операторов полиграфа, у них белые повязки на рукавах и прозрачные зеленые щитки на лице. Двери сделаны из чистейшего стекла (на нем едва заметное изображение круга, разрезанного пополам, — так обозначают односторонние пуленепробиваемые стекла, то есть, если мне как-то удастся освободиться, солдаты извне смогут застрелить меня через стекло, но пули изнутри стекло не разобьют и выбраться наружу мне не удастся). За дверью я вижу Андена: он стоит с двумя сенаторами и двадцатью четырьмя солдатами охраны. Вид у него довольный, он погружен в разговор с коллегами, которые пытаются скрыть свое недовольство за напускными покорными улыбками.
— Миз Айпэрис, — говорит старшая по полиграфу.
Блондинка с очень светлыми зелеными глазами и фарфорово-белой кожей. Она спокойно разглядывает мое лицо и наконец включает маленький черный прибор в правой руке.
— Меня зовут доктор Садхвани. Мы зададим вам ряд вопросов. Вы, как бывший агент Республики, не хуже меня знаете, насколько эффективны эти машины. Мы уловим любое ваше колебание, малейшую дрожь руки. Я вам настоятельно советую говорить правду.
Ее слова — всего лишь вступительная уловка: она пытается внушить мне, что обмануть детектор лжи совершенно невозможно. Полагает, чем сильнее я буду бояться, тем острее буду реагировать. Я встречаюсь с ней взглядом. Не спеши, дыши спокойно. Глаза раскрыты, губы расслаблены.
— Замечательно, — отвечаю я. — Мне скрывать нечего.
Доктор проверяет датчики, зафиксированные на моем теле, потом рассматривает проекции моего лица, которые, вероятно, транслируются по всему помещению у меня за спиной. Ее глаза нервно бегают, на лбу у линии волос выступают крохотные капли пота. Она, похоже, никогда еще не тестировала такого знаменитого врага Республики. И уж определенно не делала этого в присутствии столь важной персоны, как Президент.
Как я и предполагала, доктор Садхвани начинает с простых вопросов, не имеющих отношения к делу.
— Вас зовут Джун Айпэрис?
— Да.
— Назовите дату вашего дня рождения.
— Одиннадцатое июля.
— Возраст.
— Пятнадцать лет, пять месяцев и двадцать восемь дней.
Я говорю бесстрастным тоном. Перед каждым ответом делаю паузу в несколько секунд, переводя дыхание в более поверхностное, отчего мое сердце начинает биться быстрее. Если они измеряют мои физические показатели, пусть видят изменения во время контрольных вопросов. Так им будет труднее разобраться, когда я и в самом деле стану лгать.
— Как называется начальная школа, где вы учились?
— Харион Голд.
— А потом?
— Уточните.
Доктор Садхвани чуть теряется, но берет себя в руки.
— Хорошо, миз Айпэрис, — говорит она, и я слышу в ее голосе раздражение. — В какой средней школе вы учились после Харион Голд?
Я смотрю на публику, глазеющую из-за стекла, — сенаторы избегают моего взгляда, делая вид, что крайне заинтересованы увивающими меня проводами, но Анден встречает мой взгляд без малейших колебаний.
— Харион Хай.
— Сколько вы там учились?
— Два года.
— А потом вы…
Я позволяю себе сорваться — пусть думают, что я плохо контролирую эмоции (и результаты тестирования).
— А потом я проучилась три года в Университете Дрейка, — обрываю ее я. — Меня приняли туда в двенадцать лет, а закончила я его в пятнадцать, потому что блестяще училась. Я ответила на ваш вопрос?
Теперь доктор меня ненавидит.
— Да, — холодно отвечает она.
— Хорошо. Тогда едем дальше.
Садхвани поджимает губы и смотрит на свой черный прибор, чтобы не встречаться со мной взглядом.
— Лгали ли вы прежде?
Она переходит к более сложным вопросам. Я снова ускоряю дыхание.
— Да.
— Лгали ли вы официальным лицам из армии или правительства?
— Да.
Сразу же после ответа на краю поля зрения я вижу странные искры. Моргаю два раза. Они исчезают, помещение снова обретает резкость. Я медлю секунду, но, когда доктор Садхвани замечает это и набирает что-то на своем приборе, заставляю себя вернуться в прежнее бесстрастное состояние.
— Лгали ли вы когда-нибудь профессорам в Дрейке?
— Нет.
— Лгали ли вы когда-нибудь вашему брату?
Внезапно кабинет исчезает, вместо него возникает мерцающий образ: знакомая гостиная, купающаяся в дневном свете, вырисовывается все четче, и я вижу белого щенка, спящего у меня в ногах. Рядом со мной, скрестив руки на груди, сидит темноволосый подросток. Метиас. Он хмурится, наклоняется, уперев локти в колени:
