Я встаю, когда они приближаются ко мне. Сенаторы, переговаривавшиеся между собой, замолкают. Анден кивает моим охранникам.
— Джун Айпэрис, Конгресс простил все ваши преступления против Республики при условии, что вы будете служить стране в меру ваших способностей. Мы понимаем друг друга, миз Айпэрис?
Я киваю. Даже от столь осторожного движения голова у меня начинает плыть.
— Да, Президент.
Журналист рядом с Анденом строчит на своем планшете, экран мерцает под его пальцами.
Анден замечает мою вялость. Он видит, что мне не стало лучше.
— Сенаторы посоветовали мне простить вас на условиях испытательного срока. За вами будет установлено тщательное наблюдение до тех пор, пока мы все не придем к выводу, что вы можете вернуться к исполнению служебных обязанностей. Вы будете приписаны к столичной патрульной службе. Мы обсудим, в какое именно подразделение вас назначить, после того как обоснуемся на базе в Пьерре. — Он поднимает брови, смотрит направо, налево. — Сенаторы? Будут замечания?
Они молчат. Один из них наконец произносит с плохо скрываемой ухмылкой:
— Вы понимаете, что полного доверия к вам пока нет, агент Айпэрис. За вами будет установлено неусыпное наблюдение. Рассматривайте наше решение как акт безграничного милосердия.
— Благодарю вас, Президент, — отвечаю я, на миг прикладывая ладонь к голове на военный манер. — Благодарю вас, сенаторы.
— Спасибо вам за помощь, — кивает Анден.
Моя голова опущена, а потому мне не приходится встречаться с ним взглядом, читать двойной смысл его слов: он благодарит меня за информацию о покушении, но еще и за содействие, которое надеется получить от меня и Дэя.
Где-то там, в городе, Дэй вместе с другими выходит на боевые позиции. От этой мысли меня охватывает беспокойство, тошнота подступает к горлу.
Военные сопровождают нас к выходу и далее к нашим джипам. Я шагаю неторопливо, стараюсь не терять концентрации. Не самый подходящий момент, чтобы выйти из строя из-за болезни. Устремляю взгляд на вход в здание. Со времени нашей последней встречи в поезде я рассматривала несколько вариантов и остановилась, кажется, на единственном, имеющем шансы на успех. Он нарушит расписание Патриотов и сорвет наше возвращение в главный военный штаб Пьерры.
Надеюсь, у меня все получится. Ошибки я себе позволить не могу.
Когда до дверей остается десять футов, я спотыкаюсь — тут же выпрямляюсь и иду дальше, но спотыкаюсь снова. За спиной нарастает недовольный шепоток сенаторов. Один из них громко спрашивает:
— В чем дело?
Появляется Анден. Его лицо склоняется над моим. Два его охранника выпрыгивают вперед и становятся между нами.
— Президент, сэр, — говорит один. — Пожалуйста, не подходите. Мы с этим разберемся.
— Что случилось? — спрашивает Анден сначала у военных, потом у меня. — Вы не ушиблись?
Сделать вид, что я готова упасть в обморок, труда не составляет. Мир вокруг подергивается туманом, потом снова обретает резкость. Череп раскалывается. Я поднимаю голову, чтобы встретиться взглядом с Анденом. А потом падаю на пол.
Вокруг звучат испуганные восклицания. Но тут все перекрывает голос Андена — я настораживаюсь. Анден говорит именно то, на что я надеялась:
— Отвезите ее в госпиталь. Немедленно.
Он помнит мой последний совет, слова, сказанные мной в поезде.
— Но, Президент… — возражает тот же охранник, что секунду назад стоял между нами.
В голосе Андена звенит металл:
— Солдат, вы оспариваете мой приказ?
Сильные руки помогают мне подняться. Мы выходим из дверей под затянутое тучами утреннее небо. Я, прищуриваясь, разглядываю все вокруг, ища подозрительные лица. Неужели охранники все еще считают, что я прикидываюсь, а на самом деле работаю на Патриотов? Я быстро смотрю на них, но вижу совершенно непроницаемые лица. Адреналин заиграл в крови — я сделала верный шаг. Патриоты знают: я отошла от плана, но не знают, что я сделала это намеренно. Важно, что госпиталь находится в противоположной стороне от военной базы, по дороге к которой кортеж поджидают Патриоты. Анден поедет со мной. У мятежников не будет времени перестроиться.
А если о случившемся узнают другие Патриоты, узнает и Дэй. Я закрываю глаза в надежде, что он поймет мой замысел. Я мысленно отправляю ему послание. Беги. Когда узнаешь, что я отклонилась от плана, беги со всех ног.
Охранник усаживает меня на заднее сиденье джипа. Анден и его охрана залезают в джип перед нашим. Сенаторы, недоумевающие и негодующие, разбредаются по своим машинам. Я, притворяясь совершенно обессиленной, смотрю в окно. Мне с трудом удается не пускать на лицо улыбку. Двигатель оживает, машина трогается с места. Через лобовое стекло я вижу джип Андена — он отъезжает от здания суда.
Но, не успев поздравить себя с успешной операцией, я вдруг понимаю, что мы все же едем на базу, а не в госпиталь. Мимолетная радость исчезает. Вместо нее в душу заползает страх.
Один из моих охранников тоже замечает отклонение от маршрута.
— Эй, приятель, — обращается он к военному за рулем. — Не туда едешь. Госпиталь в противоположной части города. Эй, кто-нибудь, свяжитесь по рации с водителем Президента. Мы…
Шофер знаком просит его помолчать, сосредоточенно прижимает толстые корявые пальцы к уху, потом, нахмурившись, кидает на нас взгляд.
— Ответ отрицательный. Есть приказ следовать первоначальным маршрутом, — отвечает он. — Коммандер Десото говорит, что Президент доставит миз Айпэрис в госпиталь позже.
Меня охватывает ужас. Рейзор, вероятно, врет водителю Андена — я серьезно сомневаюсь, что Анден позволил бы ему отдать водителям такой приказ. Рейзор пытается привести в исполнение свой план… вынуждает нас держаться первоначального маршрута всеми доступными средствами.
Причина не имеет значения. Мы по-прежнему направляемся на военную базу… прямо под огонь Патриотов.
Дэй
День покушения настал. Он приходит как грозный ураган, несущий перемены, обещающий все, чего я хочу и опасаюсь. Чего я хочу? Смерти Президента. Опасаюсь? Сигнала Джун.
А может, наоборот.
Я так и не определился. Я будто стою на грани, не чувствуя ничего, кроме все нарастающего восторга. Беспокойно постукиваю по рукояти ножа. Будь осторожна, Джун. Вот единственная четкая мысль в моей голове. Будь осторожна — ради себя самой и ради нас.
Я рискованно пристроился на краю крошащегося подоконника в старом полуразрушенном здании; в нем четыре этажа, и его не видно с улицы. За поясом надежно закреплены две гранаты и пистолет. Как и на остальных Патриотах, на мне черное республиканское облачение, так что издалека я ничем не отличаюсь от солдат Республики. На глазах снова черная полоса. Единственное наше отличие — белая повязка на левой (а не на правой) руке. С моего места видны железнодорожные пути, идущие вдоль соседней улицы, они разрезают Пьерру на две половины. Справа от меня — в маленьком проулке через три здания — расположен вход в здешний туннель. Его подземелья сейчас пусты. Я в заброшенном здании один, хотя Паскао наверняка видит меня со своей высокой точки на крыше дома через улицу. А стук моего сердца о ребра слышен, вероятно, за несколько миль.
