Метиас сжимает губы:
— Зачем Рейзору загонять себя в такую опасную ситуацию? Что еще странного ты заметила?
Я снова вспоминаю хаос столичной улицы.
— Понимаешь, с самого начала ему поразительно легко удавалось обеспечивать доступ Патриотов в офицерское общежитие Вегаса. Он приводил своих людей на воздухолет и уводил оттуда без всяких проблем. Он словно обладает сверхчеловеческой способностью скрываться.
— Может, и так, — говорит Метиас. — Ведь его же финансируют Колонии.
— Верно.
Я недоуменно провожу рукой по голове. Во сне пальцы у меня будто немые, я даже не чувствую ими волос.
— Это бессмысленно. Они должны были отменить покушение. Рейзору следовало вообще отказаться от плана, когда я спутала карты. Они бы вернулись в свое убежище, все обдумали, разработали другой план и попытались нанести новый удар. Может, через месяц-другой. Зачем Рейзору понадобилось рисковать своим положением, если покушение оказалось под угрозой срыва?
Метиас провожает взглядом республиканского солдата, пробегающего мимо. Солдат поворачивает голову к Рейзору на крыше и отдает ему честь.
— Если за Патриотами стоят Колонии, — говорит брат, — и они знают, кто такой Дэй, разве вас обоих не должны были сразу доставить к тому, кто за все отвечает?
Я пожимаю плечами. Вспоминаю время, проведенное с Анденом. Его новые радикальные законы, новый образ мышления. Потом вспоминаю о его напряженных отношениях с Конгрессом и сенаторами.
И тут сон рассыпается. Я открываю глаза. Теперь ясно, почему Рейзор так беспокоит меня!
Колонии не финансируют Рейзора. Да что там говорить — Колонии понятия не имеют, что замышляют Патриоты. Вот почему Рейзор не отменил покушение. Он, конечно, не опасался, что Республика узнает о его работе на Патриотов.
Ведь Республика сама наняла Рейзора убить Андена.
Дэй
Когда мы с женщиной-солдатом оставляем за спиной балкон и толпу людей, я вижу, что у нашей двери дежурит охрана («Чтобы к вам не вломились поклонники», — поясняет солдат перед уходом). Я прошу у медиков еще пару одеял и лекарство для Джун. Я жалею, что вышел и увидел Каэдэ под балконом. Крики постепенно стихают. Наконец все погружается в тишину. Теперь мы совсем одни, если не считать охраны за дверью.
Все готово, но я неподвижно стою у кровати Джун. Здесь нет ничего, что я мог бы превратить в оружие. Если нам и в самом деле придется сегодня бежать, остается только надеяться, что ни с кем не будем сражаться. Что до утра никто нас не хватится.
Я встаю и направляюсь к балкону. Снег внизу почернел от грязи, нанесенной обувью людей. Каэдэ, конечно, уже нет. Некоторое время я разглядываю город, размышляя над ее плакатом.
Зачем Каэдэ требует моего возвращения в Республику? Чего она хочет — заманить меня в ловушку или предупредить? Но если она враг, то зачем отправила в нокаут Бакстера, позволив нам исчезнуть в Пьерре? Она даже советовала нам бежать, пока Патриоты до нас не добрались. Я смотрю на Джун — она все еще спит. Дыхание у нее выровнялось, а румянец со щек чуть сошел. Но я не отваживаюсь трогать ее.
Проходит еще несколько минут. Я жду — не проявится ли Каэдэ снова. После всего, что так быстро с нами происходило, мне непривычно полное бездействие. Внезапно у нас появилось столько времени, что я не знаю, куда его девать.
Что-то ударяется о дверь балкона — я вскакиваю на ноги. Может, треснула ветка дерева или с крыши упала черепица? Некоторое время ничего не происходит. Потом что-то снова бухает в стекло.
Я медленно отхожу от кровати Джун, подкрадываюсь к окну и внимательно смотрю в окно. Никого нет. Я перевожу взгляд на балконную дверь — за ней отчетливо видны два камушка, к одному из них привязана бумажка.
Приоткрыв балконную дверь, я хватаю записку, затем снова запираю дверь и разворачиваю листочек. На нем написанные в спешке слова:
«Выходи. Я одна. Ситуация критическая. Пришла помочь. Надо поговорить. К.».
Ситуация критическая. Комкаю бумажку в руке. Что такое, на ее взгляд, «критическая ситуация»? Разве все, что происходит сейчас вокруг, не критическая ситуация? Каэдэ помогла нам бежать, но это еще не значит, что я готов довериться ей.
И минуты не проходит, как о стекло ударяется третий камень. На сей раз послание гласит: «Если не поговоришь со мной — пожалеешь. К.».
От ее угрозы я закипаю. Каэдэ вполне может сдать нас за то, что мы сорвали план Патриотов. Я не двигаюсь, перечитываю записку.
«Почему бы не выйти на пару минут?» — уговариваю я себя.
Правильно. Этого хватит, чтобы выяснить, чего хочет Каэдэ. А потом вернусь.
Я беру куртку, делаю глубокий вдох и подхожу к балконной двери. Мои пальцы бесшумно открывают защелку. Холодный ветер ударяет в лицо, когда я проскальзываю на балкон, пригибаюсь, перевожу запор в закрытое положение и захлопываю дверь. Теперь, если кто-то захочет вломиться внутрь, чтобы навредить Джун, шум насторожит охранников. Я перепрыгиваю через перила, разворачиваюсь и хватаюсь руками за карниз. Я спускаюсь на руках, пока не добираюсь до второго этажа. Потом вытягиваюсь и отпускаю руки.
Подошвы попадают в пушистый снег, раздается тихий хруст. Я в последний раз бросаю взгляд на карниз второго этажа, запоминаю расположение госпиталя на улице, потом засовываю волосы под куртку и прижимаюсь к стене.
Улицы в такой час пусты и тихи. Я целую минуту жду, прижавшись к зданию, после чего потихоньку осматриваюсь. Ну, Каэдэ, где ты? Дыхание облачками вырывается изо рта. Обшариваю взглядом ниши и щели поблизости — не грозят ли они опасностью. Но я один. Ты хотела встретиться здесь со мной? Ну, я здесь!
«Поговори же со мной», — шепчу я, двигаясь вдоль здания.
Ищу глазами уличные патрули, но никого не вижу.
Вдруг останавливаюсь. В одном из проулков скорчилась небольшая фигурка. Я напрягаюсь.
— Выходи, — говорю я достаточно громко, чтобы человек меня услышал. — Я знаю, ты здесь.
Из тени появляется Каэдэ, машет мне.
— Иди со мной, — шепчет она. — Быстрее.
Она ныряет в узкий проулок, скрытый усыпанными снегом кустами. Мы доходим до пересечения с более широкой улицей, на которую Каэдэ резко сворачивает. Я спешу за ней. Мои глаза обшаривают каждый закуток. Я засекаю все точки, где смогу взобраться повыше, если кто-то попытается застать меня врасплох. Я весь напряжен.
Каэдэ постепенно замедляет шаг, наконец мы идем бок о бок. На ней те же брюки и ботинки, что и во время покушения, но военный мундир она поменяла на шерстяную куртку и шарф. Темная полоса смыта с ее лица.
— Ну, только давай скорее, — говорю я. — Не хочу оставлять Джун надолго одну. Ты что здесь делаешь?
Я выдерживаю дистанцию между нами на тот случай, если ей взбредет в голову ударить меня ножом или что-нибудь в этом роде. Кажется, мы и правда здесь одни, но все же я придерживаюсь главной улицы, где в случае опасности у меня будет возможность улизнуть. Мимо нас проходят несколько рабочих, их освещают рекламные огни. Глаза Каэдэ горят почти безумной тревогой, такое выражение на ее лице кажется абсолютно неестественным.
