— Если бы… — шепчу я.
Дэй играет золотой цепочкой своей перчатки.
— Анден — Президент всей Республики. Другого такого шанса может и не быть.
Я понимаю, что он пытается сказать.
— Не волнуйся, если я откажусь, то все равно смогу влиять на политику Республики. Или найду какую-нибудь другую должность. Это не единственный способ…
— Услышь меня, Джун, — тихо говорит он, вскидывая руки. — Не знаю, хватит ли мне пороху повторить.
Меня охватывает дрожь, когда я слышу, как с его губ срывается мое имя. Он улыбается так, что все внутри содрогается. Не знаю почему, но вид у него такой, будто он смотрит на меня в последний раз.
— Послушай, мы оба знаем, что должно произойти. Мы знакомы всего два месяца. Но я всю жизнь боролся с системой, которую теперь хочет изменить Президент. И ты… твоя семья пострадала не меньше моей. — Он замолкает, и на его лице появляется отстраненное выражение. — Наверно, у меня неплохо получается произносить речи с балконов и убеждать толпу, но я ничего не смыслю в политике. Я могу стать только символом. Но ты… у тебя всегда было то, что нужно людям. Ты можешь преобразить страну.
Он берет меня за руку и прикасается к тому месту на пальце, где было его колечко. Я чувствую мозоли на его ладонях, болезненную мягкость его движений.
— Конечно, решать тебе, но ты знаешь, что надо сделать. Не принимай решение, исходя из чувства вины или чего-нибудь в этом роде. Не думай обо мне. Я знаю, ты поэтому еще не согласилась… я вижу это по твоему лицу.
Я молчу. О чем он говорит? Что читает по моему лицу? Как я выгляжу?
Дэй вздыхает в ответ на мое молчание. Он непроницаем.
— Джун, у нас с тобой никогда ничего не получится.
Он медленно произносит слова, голос его звучит так, словно готов в любую секунду сорваться. Вот она — истинная причина. Я трясу головой, не хочу больше слушать. Только не такие слова. Пожалуйста, Дэй, не говори так, не говори!
— Мы придумаем что-нибудь, — обещаю я. Мысли возникают в голове и срываются с моих губ: — Я могу какое-то время поработать в столичной патрульной службе. В любом случае такой вариант более приемлем. Или поработаю помощником сенатора, если надумаю пойти в политику. Двенадцать сенаторов…
Дэй даже не может на меня смотреть.
— Мы не рождены друг для друга. Слишком… слишком многое произошло. — Голос его звучит тише. — Слишком многое.
Суть его слов бьет меня наповал. Это не имеет никакого отношения к посту принцепса, это тесно связано с чем-то другим. Дэй сказал бы мне все то же самое, даже если бы не было никакого предложения Андена. Не было бы нашего спора в туннеле под землей. Я хочу ответить: «Ты не прав». Но у меня даже нет логичных возражений. Потому что он прав. Какие же глупые надежды я питала: последствия моего вероломного поступка неизбежно нагнали бы нас. Откуда взялась моя самоуверенность: сотни моих добрых дел не излечили бы его от боли, которую я ему причинила. Правда останется правдой. Как бы он ни пытался забыть, глядя на меня, он каждый раз будет вспоминать свою семью и ее гибель. Он будет видеть меня виновницей случившегося. Тот день будет преследовать Дэя, вечно стоять между нами.
Я должна отпустить его.
Чувствую, как глаза набухают слезами, но не отваживаюсь пролить их.
— Прости, — шепчет он.
Долго тянутся секунды.
Проходит вечность, я с трудом проглатываю слюну. Я не заплачу. В любви нет логики, в ней есть последствия — я сама виновата во всем и теперь должна расплачиваться за свои поступки. Так что плати, Джун. Чувствуй свою вину. Наконец я произношу не те слова, которые должна сказать, а, подавляя дрожь в голосе, даю более подходящий моменту ответ. Тот ответ, который и должна дать:
— Я сообщу Андену.
Дэй проводит рукой по волосам, открывает рот, чтобы что-то сказать, потом передумывает. Я чувствую: за всем происходящим стоит нечто большее, чем он мне открыл. Да это бы ничего не изменило — причин, почему мы не можем быть вместе, и без того предостаточно. Его глаза отражают лунный свет, пробивающийся из окон.
— Ну так я… — Голос ломается, Дэй сжимает кулаки.
Он стоит секунду-другую, наконец берет себя в руки:
— Тебе пора поспать. Ты, наверное, устала.
Дэй поднимается, разглаживает на себе мундир. На прощание мы киваем друг другу, после чего он вежливо кланяется, разворачивается и идет к двери.
— Спокойной ночи, Джун.
Сердце обливается кровью, оно разбито. Я не могу позволить ему уйти вот так. Мы слишком многое пережили вместе, чтобы расстаться чужими людьми. Наше прощание не должно закончиться вежливым кивком. Ноги сами несут меня, я догоняю Дэя у двери.
— Дэй, постой…
Он поворачивается. Я не успеваю сказать ни слова — он делает шаг ко мне и берет в ладони мое лицо. И целует в последний раз, согревая меня своим теплом, вдыхая в меня жизнь, любовь и мучительную печаль. Я обхватываю руками его шею, а он держит меня за талию. Мои губы открываются навстречу его губам, он неистово впивается в меня, поглощает, пресекает мое дыхание.
«Не уходи», — безмолвно молю я.
Но чувствую, что это прощание, и больше не могу сдерживать слезы. Он дрожит. Его лицо влажно. Я вцепляюсь в него так, будто, если отпущу, он исчезнет, а я останусь одна в темной комнате, в пустоте. Моим сердцем владеет Дэй, уличный мальчишка, у которого нет ничего, кроме его одежды и серьезного выражения глаз.
Он прекрасен душой и лицом.
Он луч надежды в мире тьмы.
Он мой свет.
Благодарности
Работа над «Гением» была абсолютно не похожа на работу над «Легендой». Написание «Гения» сопровождалось приступами паники и отчаянными рыданиями перед ноутбуком; кроме того, мне пришлось гораздо глубже погружаться в характеры моих героев, обнажать их самые сокровенные мысли и воспоминания. К счастью, меня поддерживала группа удивительных людей, которые и помогли завершить эту книгу.
От всей души благодарна:
моему литературному агенту Кристин Нельсон — она первой прочла рукопись. Я бы утонула в зыбучих песках без ваших советов и комментариев. Всей команде NLA за неизменную поддержку. Замечательному бета-ридеру Эллен О, которая прочла первый черновик «Гения» и наполнила смыслом некоторые критические эпизоды. Джей-Джей — за проницательность, советы и бета-ридинг «Гения» на разных этапах моей работы над книгой;
двум редакторам, Джен Бессер и Ари Левину, которые взяли черновик «Гения» и превратили его в нечто гораздо более значительное, чем я могла бы создать своими силами. Спасибо, что не давали мне покоя, укрепляя тем самым мой характер и замысел; любой, кто думает, что книги больше никто не редактирует, никогда не работал с вами. Вы молодцы. (Особая благодарность Литтл Примо!);
