В ту поездку двенадцать лет назад случилось еще нечто, изначально показавшееся неприятной мелочью, слегка омрачившей отдых, но впоследствии превратившееся для него в проблему. Вика, как Герман уже успел убедиться, не была сторонницей пассивного отдыха, ее не привлекали спецпредложения «все включено». Она избегала туристических мест и выстраивала собственные маршруты. Надо сказать, интересные, хоть и не всегда удобные и безопасные. Готовилась она к ним тщательно, но никого, поначалу даже Германа, не допускала к планированию. Сама изучала материалы, сама прорисовывала на карте маршрут, сама составляла список необходимого. В первое время Герман думал, что Вика ему не доверяет. И уже потом понял, что для нее готовить походы было не менее увлекательно, чем в них ходить, в подготовке она была такой же одиночкой-интровертом, как писатель за работой. Вот и в ту их первую поездку на Черное море Вика уже на второй день отдыха потащила Германа в горы. Про дольмены, которые располагались над Гористым, она прочитала заранее все, что можно, и устроила Герману экскурсию, которой мог бы позавидовать и профессиональный гид. Они посетили не только сами дольмены, но и располагающееся неподалеку кладбище с могилой, которой было уже более пятисот лет. От нее не осталось ничего, кроме обточенных ветрами каменных обломков, которые когда-то были плитой. Когда они вернулись к дольменам, чтобы выйти к тропе, Герману на спуске под ботинок попался небольшой камешек. «Проклятие!» — выругался он, оступившись. Но вскоре и забыл о том происшествии. Они почти весь день проходили по горам, к вечеру спустились в маленькую бухту и искупались в прозрачно-чистом море. До этого все было хорошо. Боль в ноге, поначалу еле ощутимую, Герман почувствовал уже по дороге домой. Но легкий дискомфорт в лодыжке постепенно трансформировался в боль, так что вернулся в поселок Герман уже прихрамывая. К утру нога разболелась так, что встревоженная Вика вызвала такси и отвезла молодого человека в травмпункт. Ни рентген, ни осмотр ничего не выявили, и травматолог решил, что во время похода Герман просто потянул связки. Ногу ему туго перебинтовали и прописали покой. Те два дня, что он провел с Викой, не выходя из дома, были, пожалуй, одними из самых счастливых в его жизни. А на третий он, наплевав на прописанный покой, кое-как доковылял до пляжа, что располагался под горой за шоссе. И, растянувшись на прогретой солнцем гальке, с берега наблюдал за купающейся в море Викой. Она заплывала так далеко за оранжевые буйки, что ее выступающая над водой голова с повязанной на волосах яркой банданой казалась крошечной точкой. Герман волновался, всматриваясь в эту точку с тревогой и одновременно восхищением. В какой-то момент она исчезла из поля его зрения, и парень, чертыхаясь про себя на Вику и одновременно прося высшие силы о том, чтобы с ней ничего не случилось, привстал, готовый броситься в воду и плыть к буйкам на поиски. Но вот над водой вновь замаячила красная точка, и он с облегчением опустился на гальку. Девушка возвращалась, плывя быстро и четко, как профессиональная пловчиха. Герман даже засмеялся своей недавней тревоге: ну что с Викой, такой сильной и спортивной, может случиться? И все же от мысли, что он мог бы потерять ее, в груди похолодело, а кожа покрылась мурашками, как при ознобе. Пожилая женщина, оказавшаяся в то время на пляже, остановилась с ним рядом и, решив, что он поранил ногу о камни, посочувствовала. А когда Герман сказал, что всего лишь потянул связки, ответила, что в таком случае море, наоборот, ему поможет. Женщина ушла, а он, ободренный ее словами, вошел в воду и поплыл навстречу Вике. Они встретились на приличном расстоянии от береговой линии и сразу же, не без риска уйти под воду, обнялись, словно после долгой разлуки. У вишневых губ Вики был горьковатый привкус морской соли, но они казались Герману слаще меда. Герман и Вика вернулись домой уже тогда, когда раскаленное докрасна солнце коснулось водной глади и расплавилось червонной дорожкой по темной воде. Герман обратил внимание, что нога после морской воды не болит, как прежде. Права оказалась неизвестная женщина. И хоть боль, утихшая в тот вечер, затем снова вернулась и осталась с ним на все эти годы, действенным средством от нее стали холодные компрессы из воды с морской солью. Ни один из врачей, к кому Герман обращался впоследствии, так и не смог поставить точного диагноза и прописать верное лечение. Эта загадочная болезнь, глодавшая его ногу от лодыжки до колена, мучила его по сей день. На какие-то периоды боль затихала, будто затаивалась, а затем возвращалась с новой силой.
С Викой они поженились, когда Герман окончил университет. И развелись год спустя. Свой развод отметили на Черном море, остановившись в том же домике, который снимали прежде. Отношения между ними установились странные — бывшие муж-жена, любовники «на сезон» и друзья, которые видятся редко и созваниваются нечасто. Что-то между ними умерло, что-то родилось новое, а что-то так и осталось тлеть тихим огоньком. Потом на какой-то период они, казалось, забыли друг о друге. Герман полностью сосредоточился на развитии своей аудиторской компании. Вика же вышла замуж — не за собрата-археолога, как можно было предположить, а за недотепу-художника, непризнанного гения. Тот художник, так непохожий на Германа, вскружил Вике голову до такой степени, что она надолго посадила его себе на шею, нянчилась с его непризнанной гениальностью, как с младенцем, и никого не желала слушать. Собственно говоря, настоящий разрыв между Германом и Викой и случился после его доброго совета перестать содержать и лелеять взрослого детину, который ни гвоздя дома не желает забить, ни устроиться на приносящую хоть какой-то доход работу. Вика фыркнула в ответ, что Герман просто ревнует, и перестала отвечать на его звонки. Ну а он после третьего неотвеченного вызова прекратил ей звонить. Не обиделся, не ревновал. Но задело то, что Вика отвезла летом своего художника в их домик на Черном море, который еще был наполнен тенями их былых счастливых отношений.
Иногда она ему снилась. Если бы не эти сны, в которых они то занимались любовью, то просто, как старые друзья, болтали, Герман и не думал бы о Вике. Те сны выбивали его из колеи на добрую часть утра. К обеду их следы развеивались сигаретным дымом, и Герман забывал о бывшей жене до следующего подобного сновидения. В отличие от нее он не женился. Но не потому, что продолжал хранить ей верность — глупость какая! Просто после нее ни одна девушка, с которой он встречался, не казалась ему такой настоящей, как Вика.
Потом, спустя время, она позвонила ему сама, извинилась и предложила встретиться. Герман неожиданно согласился: не столько хотелось увидеть ее, сколько понять для себя, что страсть между ними и правда улеглась, стихла, словно буря, на смену которой пришел долгожданный штиль ровных приятельских отношений. Только вечер закончился совсем не так, как они оба ожидали… Потом они просто созванивались — вежливо поздравляли друг друга с праздниками и, не задав друг другу вопросов, прощались.
Почти год назад Вика позвонила ему и попросила встретиться. Они увиделись в кафе, в котором неоднократно обедали вместе. По взволнованному виду Вики Герман предположил, что она сообщит ему о новом замужестве. Но она выложила перед ним тонкую картонную папку и, мельком оглянувшись на соседний столик, словно опасаясь, что их могут подслушать, горячо зашептала о бесценном, на ее взгляд, открытии.
