— Хороший выбор! — услышала она, когда с билетом и цветным буклетиком в руке отходила от киоска. Мужчина, чье внимание она привлекла на рынке, остановился в трех шагах от нее. Его усмешка и прищур сбивали с толку — на самом ли деле он одобряет ее выбор или иронизирует?
— Спасибо, — на всякий случай ответила Алина.
— На маяк и я могу вас свозить, — продолжил мужчина. — И провести экскурсию куда интересней, чем гид. Есть у меня там знакомства.
— С чего вы решили, что я хочу с вами на маяк? — удивилась наглости незнакомца Алина. Самоуверенные и напористые мужчины ее отталкивали. А этот, похоже, относился именно к этому типу. Мужчина хоть и обладал привлекательной внешностью, чертам его лица недоставало мягкости: слишком резко была очерчена нижняя челюсть, слишком плоскими казались кривившиеся в усмешке губы, а ноздри прямого тонкого носа — излишне хищно вырезанными. И прищур глаз, цвет которых Алина не смогла сразу определить, тоже не показался ей добрым. Одет мужчина был стильно — в темные брюки, черное полупальто классического кроя и начищенные до блеска туфли. В одной руке он держал щегольскую тросточку с посеребренным набалдашником. Видимо, как решила Алина, носил мужчина трость из желания подчеркнуть свою стильность. Самоуверенный «денди» местного разлива — совсем не тот тип, который мог бы ей понравиться.
Алина ожидала, что в ответ на выпад мужчина вступит с нею в навязчивый диалог, пытаясь завоевать ее расположение, но незнакомец вдруг подошел к киоску и наклонился к окошечку.
— Билет на дольмены, будьте любезны, — проговорил он почтительно-вежливо и без ожидаемых Алиной «барышня», «красавица» и тому подобных обращений, которые уверенные в своей неотразимости мужчины адресуют женскому полу. Он говорил так, словно просил билет не на экскурсию, а в ложу Большого театра.
— Спасибо, — так же вежливо поблагодарил он кассира, когда девушка протянула ему буклет. И, не удостоив Алину больше ни словом, сильно хромая, удалился.
* * *
Ради девчонки пришлось тащиться на экскурсию, хоть он назубок знал те сказки, какими потчуют местные гиды туристов, изображать глубокий интерес к теме и стараться сохранить серьезное лицо при виде одной из экскурсанток, «заряжающей» возле дольменов накупленные на рынке гипсовые амулеты. Герман был готов поспорить на деньги, что эта дама с большим удовольствием «подзарядилась» бы сама внутри дольмена, как некоторые полоумные фанатики, если бы могла протиснуть в узкое оконце свои далеко не маленькие габариты. Заметив, с какой завистью экскурсантка скользнула взглядом по тощей девчонке, ради которой он поперся в гору, Герман мысленно к денежной ставке добавил свою драгоценную трость, ставя на то, что «амулеты» дама «заговаривает» на похудение. Судя по их количеству, даме угрожала бы анорексия, если бы только волшебная сила дольменов не была так сильно преувеличена.
Остальные экскурсанты тоже развлекались как могли. Молодая пара, хихикая и толкаясь, в те моменты, когда гид отворачивалась, просовывали в дыру то наручные часы (чтобы проверить, пойдут ли стрелки быстрее), то мобильный телефон (будет ли действовать как прежде?), то пластиковую бутылку с водой (зарядить, никак иначе). Спутник дамы с амулетами вообразил себя фотографом и снимал каждый дольмен раз по двадцать из позиций, которым бы и йог позавидовал. И только одна девчонка, словно школьница-отличница, слушала гида внимательно и даже пару раз задала вопросы. Будь у нее с собой блокнот, она бы наверняка принялась конспектировать.
На него девушка делано не обращала внимания. Только дважды Герман поймал ее взгляд. В первый раз — злорадный, когда в начале пути он неудачно вступил в жидкую грязь и измазал ботинок. И во второй раз на крутом подъеме в гору, когда отстал от всех. Девчонка оглянулась, и в ее взгляде Герман вдруг увидел беспокойство и сочувствие. Впрочем, может, ему показалось, потому что девушка тут же отвернулась и продолжила свой путь так легко, словно ежедневно совершала подобные восхождения.
Что сказать, путь ему и в самом деле давался непросто. Всю экскурсию Герман в душе клял и девчонку, невольно устроившую ему такой «экстрим», и собственную необдуманность, и неподходящие для таких походов одежду и обувь. И ладно бы на девицу приятно было смотреть, а то ведь редкостное страшилище. Маленькая и тощая, как неоформившийся подросток, а лицо — все в густой россыпи ржаных веснушек, будто она загорала с дуршлагом на лице. За такой пятнистостью и черт не разглядеть. Только волосы, пожалуй, у нее красивые — густые, темно-медные, крутыми волнами спускающиеся до самой поясницы. Впрочем, рыжие девушки Герману тоже никогда не нравились. Когда он впервые ее увидел, не смог сдержать разочарованного вздоха. Впрочем, тут же и напомнил себе, что девчонку он не в жены брать собирается, и то, что она страшненькая, даже лучше. С сердечными привязанностями морока только.
Но, хромая в гору следом за всеми, Герман опять пожалел о том, что девица такая неказистая. Будь у нее хоть пятая точка поаппетитней, глядишь, шагал бы он в этой малочисленной цепочке не последним, а третьим — сразу за гидом и рыжей. И куда бодрее бы шагал, с улыбкой, а не с кислой миной, вызывая ненавистные ему сочувственные взгляды.
Когда, спустя два часа, они наконец-то спустились к подножию горы, Герман едва подавил порыв немедленно отправиться к крошечной стоянке, на которой припарковал машину, и уехать. Вместо этого он нагнал оставшуюся в одиночестве девчонку.
— Давайте подвезу вас!
Она уставилась на него с таким негодованием, будто он предложил ей что-то непристойное, а затем решительно ответила:
— Спасибо, нет. Я живу рядом.
— Рядом — это в двадцати километрах, в поселке, в который общественный транспорт не ходит? — усмехнулся Герман. — Впрочем, я заметил, как вы резво шагали в гору, так что не сомневаюсь, что и двадцать километров для вас — пустяки.
— Откуда вы знаете, где я живу? Вы что, за мной следили? — Девица сверкнула глазами, которые, как и волосы, тоже у нее оказались красивыми — светло-ореховыми, почти янтарными, с темной радужкой и обрамленные неожиданно черными для ее масти ресницами.
— Не следил, видел на остановке, когда проезжал мимо. Согласитесь, запомнить вас довольно просто.
Она выдохнула, словно его придуманное объяснение ее успокоило.
— Решайте, уговаривать я не буду. Мои добрые порывы исчезают так же мгновенно, как и возникают. Если вы желаете шагать по шоссе двадцать километров, вперед!
Герман сделал вид, что собирается уйти.
— Погодите! — спохватилась девица, как он на то и надеялся. — Говорите, общественный транспорт не ходит? А как же?.. Хорошо! Я согласна.
Он не помог ей подняться в высокий — под его, но никак не под ее рост — джип. Лимит рыцарских поступков у него сильно ограничен. Рыжая залезла сама и завозилась, устраиваясь на пассажирском сиденье рядом с ним. По ее суетливым движениям и опущенному взгляду несложно было догадаться, что в его обществе она чувствует себя крайне неловко. Герман подождал, когда пассажирка пристегнется, и только после этого завел двигатель.
