В субботу 12 июля 1704 г. наступил назначенный для выборов день, и в три часа пополудни все собрались на предназначенном для сего поле, именуемом Коло. Вместо кардинала-примаса председательствовал епископ Познанский, который прибыл в сопровождении дворян, составлявших его партию. Граф Горн и еще два генерала присутствовали на сем торжестве в качестве чрезвычайных послов Карла XII при Республике. Церемония продолжалась до девяти часов вечера; епископ завершил ее, провозгласив Станислава королем Польши. В воздух взлетели шляпы, и шум радостных кликов заглушил возгласы недовольных.
Неучастие в выборах ничем не помогло ни кардиналу-примасу, ни всем тем, кто хотел остаться в стороне, — на следующий день надобно было являться к новому королю с изъявлениями верноподданнических чувств и к тому же подвергнуться величайшему унижению — сопровождать его в главную квартиру шведского короля. Сей последний оказал только что поставленному им же самим монарху все те почести, каковые приличествуют королю Польши, а дабы еще более утвердить достоинство Станислава, ему были назначены деньги и приданы войска.
Карл XII сразу же покинул Варшаву, чтобы довершить завоевание Польши. Он назначил общий сбор армии у Львова, столицы великого воеводства Русского, весьма важного не только по своему положению города, но еще и благодаря тем богатствам, кои в нем были заключены. Предполагали, что Львов продержится пятнадцать дней, обороняясь за теми укреплениями, кои были возведены в нем Августом. Завоеватель обложил его 5 сентября 1704 г., а уже на следующий день взял штурмом. Победоносные войска, овладев городом, не рассыпались для грабежа тех сокровищ, о которых ходило столько слухов, но построились в боевые порядки на большой площади, чтобы принять капитуляцию остатков гарнизона. Король велел при звуках трубы оповестить жителей, что все ценности, принадлежащие королю Августу, надлежит сдать под страхом смерти до конца дня. Мало кто решился ослушаться его. Было доставлено четыреста ящиков с золотой и серебряной монетой, дорогой посудой и прочими предметами роскоши.
Некоторые неотложные дела вынудили Станислава остаться в Варшаве. С ним же находились его мать, жена и две дочери. Кардинал-примас, епископ Познанский и несколько высших чинов Королевства составляли его двор, каковой охранялся шестью тысячами солдат коронного войска, недавно перешедшего на его сторону, но чья верность еще не имела случая подвергнуться испытанию. У коменданта города генерала Горна было всего лишь полторы тысячи шведов. В Варшаве царило глубокое спокойствие, и Станислав намеревался через несколько дней уехать, дабы присутствовать при взятии Львова. Внезапно разнеслась весть, что к городу приближается двадцатитысячная армия короля Августа, который по примеру шведского короля форсированным маршем двигался на Варшаву, дабы захватить там своего соперника.
Варшава была не укреплена, а защищавшие ее войска мало надежны, и оставаться в городе было для Станислава равносильно гибели. Он отправил семейство свое в Познань под охраной самых верных людей. Во всей этой суматохе едва не пропала его годовалая дочь — кормилица потеряла ее. но, к счастью, девочку удалось отыскать в какой-то деревенской конюшне — об этой истории он рассказывал в моем присутствии. Это было то самое дитя, коего судьба после множества величайших превратностей привела на трон Франции
[26]. Новый король отправился к Карлу XII, принужденный покинуть свою столицу всего через шесть недель после избрания.
Август въехал в Варшаву как разгневанный победитель. Обывателей, уже подвергнувшихся шведской контрибуции, заставили заплатить оную и собственному своему королю. Дворец кардинала и все дома вельмож-конфедератов, их имущество в городе и сельской местности, все было отдано на разграбление. Папский нунций, сопровождавший Августа, потребовал от имени своего владыки, чтобы ему был отдан епископ Познанский, подсудный в качестве иерарха церкви римской курии за соучастие в избрании монарха оружием еретиков.
Римская курия, всегда стремившаяся расширить свою светскую власть за счет духовной, уже издавна установила в Польше свою собственную подсудность под главенством папского нунция. Ее служители не упускали ни единой возможности для распространения своей власти, почитавшейся невежественным народом, но неизменно оспариваемой людьми просвещенными. Иерархия присвоила себе право судить клириков по всем делам, а во времена смут завладела и многими другими прерогативами, кои сохраняла, вплоть до 1728 г., когда все сии злоупотребления были уничтожены, что обыкновенно происходит лишь тогда, когда они становятся уже совсем непереносимыми.
Король Август охотно согласился наказать епископа Познанского столь благопристойным образом и одновременно угодить римской курии, хотя в другое время он и не подумал бы уступить ей. Епископ, ставший свидетелем разорения своего дома, был доставлен под конвоем к итальянскому посланнику и перевезен в Саксонию, где по прошествии недолгого времени и умер. Граф Горн, запершийся в цитадели, претерпевал непрестанный обстрел осаждающих и, не имея никаких средств к дальнейшему сопротивлению, сдался вместе со своими полутора тысячами шведов. Это было первой удачей короля Августа противу победоносного своего неприятеля после целого потока преследовавших его несчастий.
Но сия улыбка Фортуны тут же и угасла. Поспешно собранное его войско состояло из поляков, готовых разбежаться при первом же неуспехе, саксонских рекрутов, еще не нюхавших пороха, и бродячих казаков, привыкших только грабить побежденных, но отнюдь не побеждать. Все они дрожали пред одним только именем короля шведского.
Завоеватель сей, сопровождаемый королем Станиславом, явился во главе отборных своих войск, чтобы встретиться на поле брани с Августом. Повсюду саксонская армия бежала от него; города еще за тридцать миль высылали навстречу ему ключи от ворот; каждый день приносил Карлу какой-либо новый успех. Победы стали, для него обыденностью, и он уже говорил, что все сие более походит на охотничью прогулку, нежели настоящую войну.
Август временно передал командование графу Шуленбургу, весьма искусному генералу, коему понадобилось употребить все свои таланты, чтобы управляться с обескураженной армией. Он более старался сохранять войска своего повелителя, чем искать побед. Опережая неприятеля на маршах и занимая выгодные позиции, пожертвовал он, кроме того, частью конницы ради сохранения пехоты и спас свою армию блестящим отступлением перед лицом такого противника, с коим и невозможно было тогда заслужить иной славы.
Едва дойдя до Познанского воеводства, Шуленбург узнал, что оба короля, коих полагал он еще в пятидесяти лье от себя, прошли оное расстояние за девять дней. У него было всего восемь тысяч пехоты и одна тысяча кавалерии противу превосходящего неприятеля, устрашавшего еще и самим именем шведского короля, каковое внушало саксонцам столь естественный страх после всех перенесенных ими поражений. Он считал, вопреки мнению других немецких генералов, что пехота может защититься от кавалерии в открытом поле даже без рогаток, и осмелился произвести сей опыт противу обоих королей и лучших шведских военачальников. Он столь удачно поставил свои войска, что его невозможно было окружить: первая шеренга, вооруженная пиками и ружьями, в сомкнутом строю и с колена представляла для неприятельской кавалерии ощетинившийся железом живой бастион; вторая шеренга стреляла, опираясь с наклоном на плечи первой; третья, стоя в полный рост, стреляла поверх первых двух. Шведы с обыкновенной своей яростию кинулись на саксонцев, которые встретили их, не дрогнув. Ружейные залпы и удары пик и штыков испугали лошадей, которые взвивались на дыбы и не хотели идти вперед. Шведы атаковали беспорядочно, а саксонцы оборонялись, не ломая рядов.
