Наконец через несколько дней, показавшихся мне неделями, мы получили известие, что Фубар благополучно доставлена в Афганский центр спасения. Я почувствовал знакомую смесь радости, облегчения и ответственности. Мы сделали это. Теперь мы будем заботиться о ее здоровье и безопасности и закончим дело, вывезя ее из Афганистана на самолете.
То же самое сообщение пришло к Крису, устроившему себе двухдневный отдых на Крите по пути в Нидерланды. Но эту радостную новость омрачила другая, намного печальнее, пришедшая из Афганистана. Другой голландский морпех, его добрый друг, подорвался на СВУ в тот же день, когда Фубар прибыла в Афганский центр.
Когда мы получаем известие о прибытии собаки в Афганский центр, то, как это всегда, приводит в движение шестеренки механизма фонда. Мы не всегда участвуем в каждой спасательной операции от самого ее начала. Иногда мы через Кошана прибегаем к помощи местных, хотя, как правило, кто-то из американских солдат делает все возможное, чтобы помочь нам на конечном этапе операции. Наш фонд реально проявляет себя в следующем. Мы продвигаем историю нуждающегося в помощи пса на нашем сайте, я рассказываю ее на одной из устроенных мной локальных презентаций, а затем трачу много часов на рассылку благодарственных писем за поступившие благотворительные взносы.
Теперь, когда сообщение от Кошана подтвердило прибытие Фубар в центр, для нас наступило время действовать и обустраивать следующий этап операции. Но в этот раз нам прибавили работы. В последнем сообщении от Кошана также присутствовали подробности о собаке по кличке Медвепес. Я взглянул на фотографию зверя-переростка, глядевшего на меня с экрана. Это не было псом. Это, несомненно, было большой темно-бурой лошадью, изо всех сил пытавшейся казаться собакой.
С почти отрезанными ушами, купированным хвостом и белой полосой вдоль брюха, зверь являл собой массивную копию Наузада. Однако Кошан упоминал о нем как о щенке.
Если кратко, Кошан объяснял, что Медвепса привел в приют английский солдат, который подобрал его, бродящего по афганским переулкам, очевидно, сразу же после того, как пес был лишен ушей самым жестоким образом.
Я точно не знаю, как солдат узнал об афганском приюте для животных, мы изо всех сил стараемся не афишировать его местонахождение из-за того, что он потенциально может стать легкой мишенью для талибов, но солдат, не зная, как ему быть, бросил щенка у дверей Кошана. Случилось это примерно четыре месяца назад.
Мне неизвестно, почему Кошан не рассказал нам о Медвепсе раньше, но было уже поздно волноваться по этому поводу. Милый маленький безухий щенок перестал быть маленьким и милым. Он стал Медвепсом. Его огромная голова, похоже, с трудом помещалась на тридэшной цифровой фотографии.
Из-за дефицита места в приюте Кошан нуждался в нашей помощи. Поскольку связаться с солдатом, притащившим пса, не было возможности, без нашего вмешательства Медвепсу пришлось бы вернуться обратно на афганские улицы. Ничего больше Кошан тут поделать не мог. Решение о том, что фонд примет Медвепса, я принял всего за секунду. Я только надеялся, что, поскольку он на самом деле является всего лишь щенком, он не притащит с собой никакого довеска, свойственного Наузаду.
Вскоре мы принялись за дело, ставшее для нас привычной рутиной. Сначала мы сравнили стоимость перелета, прикинули транспортировку к и от аэропорта и отыскали карантинные базы на возможном пути назначения собаки. Блин, везде было дорого и требовало много времени! Учитывая разницу в курсе валют, мы не могли рассчитывать получить много от обмена трех тысяч фунтов.
Людям, которые не понимают связей, установившихся между солдатом и бездомной собакой, иногда бывает трудно найти объяснение таким затратам. Я слишком хорошо сознавал, сколь много хороших дел мы могли бы сделать благодаря вкладам в приюты в Соединенном Королевстве. Но благодаря рекламе люди дарят деньги потому, что они озабочены бедственным состоянием некой отдельной афганской собаки. А кто я такой, чтобы устанавливать цену на жизнь афганского беспризорника?
Одно письмо пришло от джентльмена по имени Пит. Читая его написанные от руки строки, я узнал, что в 1947 году он служил в месте, которое тогда называлось Северо-Западной пограничной провинцией, а сейчас известно как пакистано-афганское пограничье.
Поблекшая черно-белая фотография собаки, сидящей прямо у армейского барака в стиле колониальной эпохи, выпала из конверта. Пес смотрелся гордо, белое пятно на его груди сияло так, что было видно издалека. Он был как две капли воды похож на Джену, одну из собак, спасенную нами из Афганистана и удачно поселенную в Америке, разве что пес на фотографии жил примерно шестьдесят лет назад.
Пса звали Скерффи, и насколько я понял, он играл важную роль в поднятии боевого духа Пита и его товарищей во время службы на чужой земле, вдали от дома. Высокотехнических средств коммуникации, которые делают сегодня жизнь на службе сносной, в те годы не было.
Письмо Пита оканчивалось просто, как и большинство подобных писем: «Прилагаю скромное пожертвование, которое обеспечит вашу помощь столь многим афганским беспризорникам в обретении дома». Скерффи тогда не уехал вместе с Питом. Полагаю, Пит таким образом искупал свою вину.
Пожертвования, вроде того, что было сделано Питом, имели критическое значение для оплаты различных видов транспорта, необходимых для вывоза Фубар и Медвепса на запад. Поэтому на нашем сайте нужно было вывесить что-то о Фубар и том, как Крис подобрал ее, а также короткий рассказ о Медвепсе. Что еще важнее, нам нужны были какие-то фотографии милой и недокормленной белой собачки. Фотография стоила здесь дороже тысячи слов (особенно моих). Нам нужно было дергать людей за сердечные струны, чтобы получить от них большие суммы денег, которые, я знал это, понадобятся.
Мы быстро обнаружили, что голландское карантинное законодательство было сущим баловством в сравнении с британским. Но время поджимало, плюс куча бумажной волокиты, причем все документы были на голландском. Мы быстро поняли, что будет легче провести юную Фубар через британскую карантинную систему за три месяца, пока мы будем обустраивать ее транспортировку в Нидерланды, а если в карантине к ней присоединится еще и Медвепес, то мы получим столь необходимую нам скидку. Таким образом, ей нужно будет провести в карантине всего одиннадцать дней после прибытия в Нидерланды. Мало того, она даже могла провести эти одиннадцать дней дома, хотя в это мне верилось с трудом.
— Всего одиннадцать дней в карантине, Наузад, что может быть лучше, а? — спросил я спящего пса, который и сегодня грел мне ноги, пока я просматривал очередной сайт, переполненный канцелярщиной и директивами. — Мы ухватили чертову фортуну за крылья.
Самой большой головной болью теперь было пройти через волокиту с министерством окружающей среды.
Мое первое общение с этим министерством прошло довольно скверно. Их недостаток знаний о бешенстве и бумажная волокита вокруг въезда собак в Великобританию слегка нервировали. К счастью, все обошлось, и следующий их ветеринар был сама любезность. С тех пор я стал этаким экспертом по прохождению административного минного поля. К тому же, у меня была фантастическая поддержка в лице Ребекки из карантинного центра. Она тысячи раз выполняла необходимую бумажную работу, смеясь над сложностями ввоза собаки в Соединенное Королевство.
