— Наузад, расслабься! — крикнул я, когда он рванулся к немецкой овчарке, опять прошедшей мимо.
— Пен, скорми ему печенье и поверни ему голову, — сказала Элен, когда Наузад попытался вырваться от меня. Овчарка определенно ему не нравилась.
— На, ешь, злобная псина, — пробормотал я, заталкивая печенье с требухой в пасть Наузаду. Так и знал, что не стоило надевать свои лучшие джинсы; теперь карманы останутся в пятнах до скончания веков.
Я тащил Наузада по кругу, развернув его мордой к стене амбара. Он же все пытался развернуться обратно к группе собак и особенно к немецкой овчарке, несмотря на то, что все здесь явно нас игнорировали.
— Еще печенье, — улыбнулась Элен.
Я скормил Наузаду два, и этого оказалось достаточно, чтобы я мог увести его в противоположную от собак сторону.
— Обходи с ним остальную группу по кругу, продолжай говорить с ним, отвлекай его всякий раз кормежкой, вот так, — таков был совет Элен.
— Окей, — ответил я и повел Наузада по часовой стрелке вокруг группы.
Пока я боролся с Наузадом, Лиза отлично проводила время с Тали. Та весело топала следом за Лизой и явно не проявляла интереса к прочим собакам.
Что же до них, я вообще не понимал, зачем им нужен курс дрессировки; они и так казались мне чрезвычайно выдрессированными.
— Вот то, чем ты можешь быть, приятель, — сказал я Наузаду, подавляя очередное потенциальное нападение на немецкую овчарку.
Я особо не надеялся, что Наузада можно сделать похожим на отлично выдрессированного эльзасца. Когда мы проходили мимо женщин с собаками, я пытался подарить им чистосердечную извиняющуюся улыбку.
— Лакомство! — крикнула Элен из центра помещения.
Я увидел, как все хозяева рядом немедленно сунули руки в карманы за пахучим угощением для их четвероногих друзей. Наузад жадно взглянул на мой карман.
— Я имела в виду только Пена! — крикнула опять Элен.
— Простите, — глупо проговорил я, протягивая печенье пускающему слюну псу рядом со мной.
«Лузер!» — сказала мне одними губами Лиза через весь амбар, пока я совал Наузаду угощение.
«Я тоже тебя люблю, дорогая», — ответил я ей тем же способом, когда строгий взгляд Элен остановился на мне.
— Я не пойму, кто из вас кого ведет, Пен? — вопросила Элен, когда я слегка замешкался, чтобы не искушать Наузада.
Думаю, ответ ей был известен заранее.
Прежде чем я придумал какое-нибудь шутливое извинение, Элен уже отдала команду.
— Наузад, сидеть! — приказала она, держа в руке лакомство.
К моему восхищению, Наузад немедленно сел и тихо ждал, пока ему поднесут печенье.
— Умница, — сказала Элен, потрепав его по загривку. — Хорошо, Пен, угощай его всякий раз, когда он будет садиться по команде и продолжай отвлекать его. Не позволяй ему зацикливаться вон на той собаке, — пояснила она с широкой улыбкой.
У меня возникло чувство, что тут дрессируют меня, а не Наузада. В каком-то смысле так оно и было. За те месяцы, которые Наузад прожил с нами, я, возможно, был чересчур мягок с ним. Верно, подумал я про себя, вне всяких сомнений: я был мягок по отношению к нему. Я знал, что не должен поступать так, однако я чувствовал, что Наузад заслужил право на добрые деньки после всего, через что ему довелось пройти в Афганистане. Но теперь я понял, что проявление мягкости по отношению к нему не помогло бы ему адаптироваться к новой жизни с нами.
Всего за считанные минуты после встречи с афганским беспризорником Элен придумала, как контролировать Наузада, даже если способ заключался только в том, чтобы научить его садиться по команде.
— Окей, Наузад, пора стать серьезным, да? — сказал я ему, гладя его по голове, пока он все так же сидел смирно.
Следующие полчаса занятий прошли (под нашим контролем) в любезном общении Наузада и Тали с участниками дрессировочного курса. Элен и Мораг даже остановили занятия и выстроили других собак в две шеренги, так чтобы две афганские собаки смогли пройти между ними. И, благодаря отвлекавшему его лакомству и тому, что я сделал все что мог, чтобы быть с ним строгим, мы даже смогли пройти в двух шагах от немецкой овчарки без всякого конфликта.
Возможно, Наузад, в конце концов, не был так ужасен, как я себе воображал. Возможно, вся причина была во мне. Глубоко внутри я понимал, что просто воспринимаю Наузада как одного из солдат моего подразделения. Наузад нуждался в дисциплине, и коль скоро он одарил меня вниманием, я должен был с ним носиться.
Еженедельное посещение дрессировочных занятий усложнило наш и без того забитый недельный режим. Та еще свистопляска — приехать домой с работы, взять собак на краткую прогулку, наскоро чего-то пожевать, а затем сунуть Наузада и Тали в фургон и поехать на занятия; но оно того стоило.
Начали появляться признаки прогресса. Завидев Элен, Наузад начинал бешено вилять обрубком хвоста, главным образом потому, что знал — она прячет в протянутой руке чесночное лакомство. Но на каждый шаг вперед приходился шаг назад, и Наузад по-прежнему бросался на других собак и на их хозяев, участвовавших в занятиях.
— Может быть, он просто хочет облизать их всех? — сказал я Лизе в ту неделю, когда они с Тали во время занятий сумели попросту обойти возникшего на их пути огромного сенбернара. Тали была той еще занозой, когда рядом оказывался Наузад, но сама по себе она была паинькой. Я думаю, она видела в нем старшего брата, и вместе они бросали вызов миру собак.
Меня преследовало сильное чувство, что большинство членов клуба не верят, что Наузад и Тали, два наиболее безнадежных ученика на курсе, поедут участвовать в финале «Крафтс».
— Мне кажется, они думают, что мы сумасшедшие, — сказал я Элен, когда мы обходили терпеливо ожидающую группу и чесночные печенья исчезали в пасти Наузада со скоростью пулеметной очереди.
— Вы и есть сумасшедшие, — легко согласилась Элен.
Кроме дрессировки два раза в неделю, любая свободная минута дома или на работе была посвящена продолжающимся хлопотам вокруг перевозки Фубар и Медвепса в Великобританию. А еще я же каким-то образом умудрялся отвечать на завалившую наш порог и все растущую груду писем на имя фонда.
О каком-нибудь личном времени для нас с Лизой не могло быть и речи. Наши дни превратились в бесконечное размытое пятно непрекращающейся деятельности. Начиная с противного писка будильника в предрассветном мраке и кончая восемнадцатью часами позже выключенным светом в спальне, когда мы валились с ног, каждая секунда была занята. Мы были в шаге от того, чтобы совсем потонуть в мешанине обычной работы, прогулок с собаками и деятельности центра.
Втайне я надеялся, что когда мы погрузимся в безумие величайшей собачьей выставки на Земле, реклама и интерес к центру привнесут некоторое облегчение, и мы сможем на время расслабиться.
