Книга Григорий Распутин. Тайны «великого старца», страница 104. Автор книги Владимир Хрусталев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Григорий Распутин. Тайны «великого старца»»

Cтраница 104

Великие князья и чины штаба приглашались к завтраку, но великие князья часто “заболевали” и к завтраку не появлялись во время приезда Ее Величества; “заболевал” также генерал Алексеев. Государь не хотел замечать их отсутствия. Государыня мучилась, не зная, что предпринять. При всем ее уме и недоверчивости императрица, к моему изумлению, не сознавала, какой нежеланной гостьей она была в Ставке. Ехала она только окрыленная любовью к мужу, считая дни до их свидания. Я лично угадывала разные оскорбления и во взглядах, и в “любезных” пожатиях руки и понимала, что злоба эта направлена через меня на Государыню.

Вскоре Их Величества узнали, что генерал Алексеев, талантливый офицер и помощник Государя, состоял в переписке с предателем Гучковым. Когда Государь его спросил, он ответил, что это неправда. Чтобы дать понятие, как безудержно в высшем командном составе плелась клевета на Государыню, расскажу следующий случай.

Генерал Алексеев вызвал генерала Иванова, главнокомандующего армиями Южного фронта, и заявил ему, что, к сожалению, он уволен с поста главнокомандующего по приказанию Государыни, Распутина и Вырубовой. Генерал Иванов не поверил генералу Алексееву. Он ответил ему: “Личность Государыни императрицы священна для меня – другие же фамилии я не знаю!” Алексеев оскорбился недоверием к нему генерала Иванова и пожаловался на него Государю, который его стал не замечать. Генерал Иванов, рассказывая мне об этом, плакал; слезы текли по его седой бороде. Государь, думаю, гневался на Алексеева, но в такое серьезное время, вероятно, не знал, кем его заменить, так как считал его талантливейшим генералом. Впоследствии Государь изменил свое обращение с генералом Ивановым и был к нему ласков.

В Ставке Государыня с детьми и свитой жила в поезде. В час дня за нами приезжали моторы, и мы отправлялись в губернаторский дом к завтраку. Два казака конвоя стояли снизу, наверх вела крутая лестница; первая комната была зала, где ожидали выхода Их Величеств. Большая столовая с темными обоями. Из залы шла дверь в темный кабинет и спальню с двумя походными кроватями Государя и наследника. Летом завтракали в саду в палатке. Сад был расположен на высоком берегу Днепра, откуда открывался чудный вид на реку и окрестности Могилева. Мы радовались, смотря на Алексея Николаевича. Любо было видеть, как вырос, возмужал и окреп; он выглядел юношей, сидя около отца за завтраком, пропала и его застенчивость: он болтал и шалил. Особенным его другом стал старик бельгиец генерал Риккель.

Каждый день после завтрака наши горничные привозили нам из поезда платья, и мы переодевались в каком-нибудь углу для прогулки. Государь уходил гулять со свитой. Императрица оставалась в лесу с Алексеем Николаевичем, сидя на траве. Она часто разговаривала с проходившими и проезжавшими крестьянами и их детьми. Народ казался мне там несчастным. Бедно одетые и приниженные, когда они узнавали, кто с ними говорит, они становились на колени и целовали руки и платье Государыни; казалось, что крестьяне, несмотря на ужасы войны, оставались верными своему царю. Окружающая же свита и приближенные жили своими эгоистическими интересами, интригами и кознями, которые они строили друг против друга.

После прогулки и чая в губернаторском доме Государыня возвращалась к себе в поезд. Сюда к обеду приезжали Государь и Алексей Николаевич, фрейлина и я обыкновенно обедали с августейшей семьей». (Фрейлина Ее Величества Анны Вырубова. М., 1993. С. 262–264.)

Великая княжна Ольга Николаевна записала в дневнике:

«В поезде. Вторник. 12-го июля. Голушк[ин].

Кн. Эристов и Козлянинов прибыли на дежурство. С утра дождь, свежо. После 11 ч. поехали с Мамой сперва в монастырь к чудотворной иконе, после к Ал[ексею]. Он лежит. Но нас все-таки проводил. Завтрак на балконе в 12 1/2 ч., как Папа вернулся из штаба. Ездили мы с ним по дороге в Оршу и в хорошем лесу гуляли. Чай дома, а в 6 ч. уехали. Спаси Боже. Биби получила телеграмму от маленького для меня. Легли рано. – Свежо, дождь льет». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 7. Л. 34 об.–35.)

По воспоминаниям А.А. Вырубовой о Царской Ставке в Могилеве: «Среди неправды, интриг и злобы было, однако, и в Могилеве одно светлое местечко, куда я приносила свою больную душу и слезы. То был братский монастырь. Там находилась чудотворная икона Могилевской Божьей Матери… Я каждый день урывала минутку, чтобы съездить приложиться к иконе. Услышав об иконе, Государыня также ездила раза два в монастырь. Был и Государь, но в нашем отсутствии. В одну из самых тяжелых минут душевной муки, когда мне казалась близка неминуемая катастрофа, помню, я отвезла Божьей Матери мои бриллиантовые серьги. По странному стечению обстоятельств единственную маленькую икону, которую мне разрешили иметь в крепости, была икона Божьей Матери Могилевской, – отобрав все остальные, солдаты швырнули мне ее на колени… И первое приветствие по освобождении из Петропавловской крепости была та же икона, присланная из Могилева монахами, вероятно, узнавшими о моем заключении». (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. М., 1993. С. 264).

Императрица Александра Федоровна переписала в свою записную книжку телеграмму Г.Е. Распутина от 13 июля 1916 г. из Тюмени, адресованную Анне Вырубовой: «Мир и благоволение, передай: там слава, звезды на России». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 323. Л. 32.)

О новом министре иностранных дел Б.В. Штюрмере и так называемой «немецкой партии» в России резко отзывался английский посол Дж. Бьюкенен, который писал в воспоминаниях: «Как реакционер и германофил Штюрмер никогда не сочувствовал идее союза с демократическими правительствами Запада из опасения, что это может стать каналом для проникновения в Россию либеральных идей. Но вместе с тем он был слишком хитер, чтобы отстаивать мысль о сепаратном мире с Германией. Он знал, что ни император, ни императрица не потерпели бы подобного предложения, и он поплатился бы за него своим положением. То же самое можно было сказать про генерала Воейкова, дворцового коменданта, чьей обязанностью было принятие необходимых мер для охраны императора. Так как он находился в постоянном контакте с Его Величеством, императрица пользовалась им как своим рупором, и в своих разговорах с императором он всегда выражал ее взгляды относительно назначения министров и тех или иных вопросов внутренней политики. Но ни он, ни кто-либо другой из пронемецкой придворной клики никогда не осмеливался высказать что-либо, что могло не понравиться Их Величествам. Единственное, что они могли бы сделать, будь у них такая возможность, это способствовать заключению наиболее выгодного для Германии мира и восстановлению теснейшего с ней сближения. Но были и другие, которые, подобно тестю Воейкова министру двора графу Фредериксу и обер-гофмейстеру графу Бенкендорфу, брат которого был долгое время послом в Лондоне, не были германофилами.

Несмотря на свои близкие отношения с германским двором до войны, граф Фредерикс, как и граф Бенкендорф, были ярыми сторонниками союзников. Типичный русский барин старой школы, преданный своему монарху и принимавший близко к сердцу благо родной страны, граф Фредерикс отлично понимал всю опасность принятого императором курса и не раз давал ему сдерживающие советы. С другой стороны, Штюрмер, часто имевший аудиенции у императрицы, знал, что стоит на твердой почве, противясь всяким уступкам и тщательно скрывая свои германофильские симпатии. Крайне честолюбивый, он только и думал о сохранении своего поста. По-видимому, он даже надеялся сыграть роль Нессельроде или Горчакова и во время одного из наших разговоров совершенно серьезно высказал мысль, что будущая мирная конференция будет проходить в Москве и он может быть приглашен председательствовать на ней.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация