– Зайка, но ты ведь веришь Мадлене! А она клялась, что это минимум двенадцать часов!
– Мне просто так бо… – простонала в ответ девушка с косичками.
Увидела Татьяну, осеклась, закусила губу.
«Ох, будет у меня в первом же полете прецедент , – мелькнуло у Садовниковой. – А я ведь то занятие, когда про роды рассказывали, прогуляла за полной его бесполезностью… Вот тебе и бесполезность…»
Впрочем, она тут же себя успокоила. В конце концов, Кристина – мать троих детей и вообще тертый калач. Да еще и взятку от подозрительных пассажиров получила. Пусть, если что, сама отдувается.
И Таня, радуясь, что удалось без особых скандалов разгрузить полки для ручной клади, помчалась в начало салона. Люк уже задраили, самолет с минуты на минуту тронется, а они с Кристиной еще спасательное оборудование не демонстрировали. И газеты не разнесли.
* * *
Опытные парашютистки на взлете в отличие от пассажиров не дрожат, и, пока набирали высоту, Тане удалось минуток на пять вздремнуть. А проснулась она оттого, что ее лихорадочно трясли за плечо. Открыла глаза – а это давешний юноша в холщовом балахоне. Глаза дикие. Руки прыгают. Голос дрожит:
– Жена рожает!
Таня тут же бросила взгляд на Кристину, дремавшую в соседнем кресле. Та неохотно открыла глаза. Посмотрела на табло – оно еще светилось – и немедленно напустилась на пассажира:
– Вы почему ходите во время взлета?!
– Как я могу сидеть?! – взвился тот. – У нее воды отошли! И схватки каждые три минуты!
– Та-ак… – зловеще протянула Кристина. И в сердцах выдохнула: – А кто меня уверял, что все будет в порядке?!
– Но я же вам дал… так сказать, за хлопоты… – смущенно косясь на Татьяну, забормотал юноша.
– Идиоты, господи, какие идиоты! – схватилась за голову Кристина. – Дома на таких сроках надо сидеть!
– Но Мадлена сказала, что, наоборот, это полезно! – виновато, как нашкодивший школьник, молвил юноша. – Она учила, что в разреженном воздухе схватки легче проходят…
– И кто же эта Мадлена? – прищурилась старшая стюардесса.
– Наша… в смысле, жены… духовная акушерка, – опустил голову молодой человек.
– Минуточку! – встряла Татьяна. – А вы, случайно, не эти… Секта такая есть… Чтобы рожать в воздухе?!
И по смущению юноши поняла, что угодила в точку.
– Ну, Татьяна, тогда ты попала, – зловеще произнесла Кристина.
– Почему это вдруг я? – возмутилась Садовникова.
А юноша совсем не к месту жалобно забормотал:
– А еще Мадлена говорила про массаж и про мантры, и я все делаю, только жене ничего не помогает, она кричит, и я не знаю, как мне быть…
Он закрыл лицо руками.
«Совсем еще мальчик, – отстраненно подумала Татьяна. – Но Кристинка-то какова! Мелкая взяточница!»
Впрочем, не выяснять же сейчас отношения. И Таня с надеждой спросила у Кристины:
– Слушай, мы ведь еще даже высоту не набрали… Нельзя самолет в Москву вернуть? И к трапу – «Скорую»?
– По «Скорой»? Чтобы к бомжам отвезли?! Ни за что! – взвился холщовый юноша.
– Ну, тогда свою духовную акушерку к трапу вызови, – хмыкнула Татьяна. – Как ее… Мадлену, что ли?
– Так она в Питере, Мадлена! – горячо выкрикнул юноша. – Мы к ней и летим, чтоб она роды приняла! Или хотя бы первое омовение младенцу сделала!
– Е-мое, а на пару недель пораньше нельзя было улететь? – схватилась за голову Кристина.
– Так в том и фишка, чтоб лететь – именно когда схватки! – нетерпеливо объяснил юноша. – Мадлена говорит, что в разреженном воздухе чего-то там, что положено, раскрывается лучше!
– Боже, ну и бред, – пробормотала Садовникова.
– А у нас, Танька, и не такие идиоты летают, – хладнокровно пожала плечами Кристина. И велела пассажиру: – Ты иди за женой, тащи ее сюда, в нос. А ты, – кивок Садовниковой, – бизнюков из первого класса умасливай. Чтоб из салона выматывались. Пусть в «бизнес» пересядут.
– А если не захотят? – испугалась Татьяна.
Насколько она помнила, первым классом летели всего трое. Но чрезвычайно неприятные.
– Не захотят – пусть остаются, – фыркнула Кристинка. – Будут потом всем рассказывать, как при родах присутствовали.
– Ты чего, правда думаешь, что она родит прямо здесь? – понизила голос Татьяна.
– А что ты хочешь, если схватки каждые три минуты? К тому же их Мадлена права: в воздухе процесс идет гораздо быстрее. Тебя разве этому не учили?
– Да я, если честно, насчет родов совсем не в курсе… – виновато пробормотала Татьяна.
– Вот и попрактикуешься, – ухмыльнулась напарница. И небрежно добавила: – Тем более что принимать сама будешь.
– Я?!
– А я, знаешь ли, крови не выношу. Вообще. Тебе разве не говорили? Особенность организма. Тут же обморок. Я и своих, всех троих, под общим наркозом рожала, а когда они, детьми, коленки разбивали, тоже сразу ступор, и ничего с собой не могла поделать. Хорошо, у меня соседка медсестра…
– Кристин, но я-то в этом тем более ничего не понимаю! – в ужасе выкрикнула Татьяна.
– Да что там понимать, дурное дело не хитрое! Раньше крестьянки в поле рожали – и ничего. А ножницы, пуповину перерезать, я тебя сейчас организую.
– Послушай, но можно же… – лихорадочно соображала Татьяна, – хотя бы объявление сделать? Вдруг среди пассажиров врач окажется?!
– Какие тут врачи? Утренним рейсом, да в Питер?! Ты на их рожи смотрела? Сплошные бизнюки! Я уж в этом разбираюсь.
– Ты говорила, что и в сроках разбираешься! И что этой – рожать еще только через два месяца! – возмутилась Садовникова.
– Ты мне повякай, повякай! – повысила голос напарница. И милостиво пообещала: – Объявить я, конечно, объявлю. Только особо не надейся… Все, держись – тащит!
…Юноша в холщовом балахоне свою несчастную жену и правда тащил — под градом любопытных взглядов. Та ковыляла, будто подстреленная утка, огромный живот, казалось, свисал почти до колен, по щекам текли слезы, губы запеклись, в глазах – страдание.
А Кристинка – ничего святого – еще и поинтересовалась у женщины, с гаденькой ухмылочкой:
– Ну что, милая? Хорошо тебе? Довольна, что полетела?
– Мадлена говорит, что родовая боль – это благо, – неуверенно встрял муж.
– За-аткнись! – неинтеллигентно простонала жена.
– Заинька, зачем ты сердишься? – едва не заплакал он.
А Кристина продолжала насмехаться:
– А то поговори с младенцем! Попроси! Пусть до посадки потерпит! Вы ж, духовные акушеры, это умеете!
