1. Массы трудно воодушевить и поднять к бою слишком старыми, уже отброшенными историей идеями. Также трудно зажечь массы идеями слишком новыми, еще ими не понятыми и которые они политически еще не успели переварить. Возьмем исторические наиболее четкие примеры: восстановление монархии Габсбургов в Австрии была идея, уже засыпанная историческим нафталином, и вот почему. Она не зажгла австрийцев к сопротивлению Германии во время военно-политической акции аншлюса. Другой пример — германская идея строительства «Новой Европы» была слишком нова и неожиданна. Она не успела проникнуть в национальные массы народов Европы, и потому она не воодушевила к борьбе даже национальный европейский лагерь. На стороне Германии было только несколько слабых легионов. Европейские нации предпочли защищать идеи старой демократии и коммунизма.
Говоря здесь о иностранных легионах, я имею в виду российские национальные формирования. Иностранные СС-легионы — это французы, фламандцы, датчане и норвежцы, только отдельными батальонами дравшиеся за идею «Новой Европы», которым Россия, конечно, была чужда, и они дрались вместе с немцами не за вышеуказанную идею, а за освобождение своей нации от коммунизма.
2. Вышеуказанное положение учит нас, что для масс смена идей должна проводиться постепенно, без резких политических скачков, без неожиданных поворотов в ту или иную сторону, а с постепенной солидной политической подготовкой. Нельзя поэтому только что завоеванному народу бросать идею немедленного восстания против оккупационного врага. Для этого нацию надо подготовить. Надо провести сквозь целую серию предварительных стадий обработки. Фазы малой войны надо развертывать очень осторожно. Психика завоеванной нации не терпит «рубашного» обращения. Душа нации остается душой. И гнуть ее танковыми дивизиями, полицейским террором или экономическим давлением было бы непростительной и трудно исправимой политической, а может быть, и моральной ошибкой.
3. Психика масс очень склонна к подражательности. История знает примеры возникновения «ураганного» мнения, когда целеустремленной и целесообразной пропагандой можно в короткий срок зажечь массы. Зажечь на некоторый период жизни. Массы тогда слепо и некритично пойдут за брошенными им политическими лозунгами. Например, в 1917 году — «мир без аннексий и контрибуций», и этим лозунгом развалили в течение нескольких месяцев стоявшую на фронте Императорскую армию. Война была проиграна. Несколько месяцев спустя во время Гражданской войны коммунистическая агитация «за мир хижинам и войну дворцам» была популярно понята Красной армией и рабоче-крестьянской массой, как «грабь награбленное». И эта пропаганда зажгла миллионные массы, и белые армии были сброшены в море совместными действиями Красной армии, партизанских отрядов и поголовным восстанием рабочих и крестьян.
Надо с большой осторожностью следить за модными лозунгами и агитационной пропагандой. Ибо каждый пропагандой можно зажечь, но и можно развалить национальную армию и вооруженные силы коалиции.
4. Военные и политические неудачи чрезвычайно быстро перестраивают психологию массы. Из психоза смелой активной массы легко переходят в полную политическую депрессию. Военный принцип гласит: «Порыв не терпит перерыва». То же самое и в политике: после военно-политического поражения очень трудно снова поднять массы в жертвенный национальный или революционный бой. Реорганизация партизанского движения всегда намного труднее, чем первоначальная организация тех же революционно-партизанских действий, даже при самой благоприятной стратегической ситуации. Возьмем исторический пример из русской Гражданской войны. Погашенную активность казаков, после разгрома Советами белых войск генерала Деникина, так и не удалось воскресить генералу Врангелю (несмотря на высадку из Крыма в 1920 году (белого плацдарма) сравнительно сильных военных десантов в казачьи — Кубанскую и Донскую — области).
Поэтому, как правило, в своей пропаганде нельзя слишком преувеличивать успехи своих войск или уменьшать достижения противника. Резкое выявление истинного положения может вызвать глубокий моральный и политический кризис. Кризис на всем фронте. С «правдой» в пропаганде надо обходиться чрезвычайно осторожно. Ее нельзя насиловать для пользы сегодняшнего дня.
5. Массы, как общее правило, не так сильно реагируют на сущность брошенных им идей, как на ту форму и слова, в которую или, вернее, в которые идеи были облечены. Это значит, что в принципе массы не увлекаются величием души, а увлекаются красотою физического тела, в которое данная душа воплощается. Опять обратимся к историческим примерам из периода русской революции. Белая идея восстановления национальной России по формуле генерала Деникина «Единая и Неделимая» в то историческое время была чужда и непонятна для народов России, находящихся в процессе революционного брожения. Наоборот, красная идея «свободы, равенства, братства» была вполне ясна и приемлема в ту историческую эпоху для революционно бушующих масс народов России.
6. Высокие идеи могут быть нациями не поняты и не приняты, если одновременно власть, которая их бросила, проводит целый ряд непопулярных моральных, политических или экономических реформ. В той же вышеупомянутой Гражданской войне политика белого генерала Деникина — сначала победа, а потом законодательство — оказалась трагической. Массы ждали не абстрактных формул, а непосредственных реальных политических и социальных мероприятий.
7. Командованию, организующему или ведущему борьбу против партизан, надо твердо помнить нижеследующее психологическое правило, непосредственно переходящее в тактику: партизан всегда легче разогнать, чем разбить, а разогнанные, они снова собираются.
* * *
По поводу политической «троичности» партизанского движения, в частности, и «малой войны», в общем, приходится сказать нижеследующее.
Военная психология изучает психику регулярных армий. Эти регулярные армии соответственно воспитываются. Они имеют свою, только им одним присущую, национальную организацию. Свою государственную историческую традицию. Свой собственный армейский уклад жизни, свою моральную этику, национальную дисциплину и судебный кодекс.
Психология участников «малой войны» не может быть взята в рамки психологии регулярной армии. Это ведь не строго обдуманная, десятками лет строящаяся, организация и регулярной военной дисциплиной связанная солдатская масса. Это, скорее всего, военно-политической обстановкой продиктованная полувоенная и полуполитическая импровизация. Вернее, это — политическая организация в военной импровизации.
Поэтому существует принципиальная разница в психологии между законно мобилизованным солдатом и добровольно перешедшим или террором завербованным партизаном. Совершенно ясно, что все вышеуказанные факты создают специальную психологическую атмосферу, которую даже самая жестокая дисциплина не в состоянии изменить, и не в состоянии привести гражданского бойца партизанского движения к одному знаменателю с регулярным солдатским элементом. Душа партизана резко отличается от души солдата, и это отличие приводит нас к следующему выводу: партизанские войсковые соединения не способны к упорному бою. Партизаны психически не переносят высокого процента потерь.
