Троцкий
Многие умные англичане говорят: «Мы ведем эту войну с помощью блефа, и это единственный способ, каким мы можем ее вести.
Гитлер, 1 августа 1941 г.
Вы должны знать, что моя совесть – хорошая девочка, с которой я всегда могу договориться.
Черчилль де Голлю, 7 августа 1942 г.
После неожиданного нападения японцев на Пёрл-Харбор Адольф Гитлер оказался перед выбором: что делать. Он мог сконцентрировать все свои силы для уничтожения Советского Союза или, как подсказывали некоторые его военные советники, приостановить наступательные операции на востоке, чтобы создать более адекватную оборону против Великобритании и Соединенных Штатов на западе и в Средиземноморье. В это же время Риббентроп, очевидно, внес первое из многих последующих предложений о начале мирных переговоров с Советским Союзом. Так же как Геринг, Редер и японцы, Риббентроп всегда был сторонником войны Германии против Запада.
Несмотря на точную информацию от Соединенных Штатов относительно намерений американцев сосредоточиться на войне с Германией, а не с Японией, после некоторых колебаний Гитлер решил остаться преданным своему крестовому походу против большевизма. Представляется вероятным, что, несмотря на растущее беспокойство относительно высадки союзников в Норвегии, Гитлер предпочел положиться на заверения, изложенные в меморандуме ОКВ от 14 декабря 1941 года. В нем было сказано, что у рейха есть еще по крайней мере год, чтобы справиться с Россией, пока западные союзники смогут организовать серьезную атаку с Атлантики или Средиземноморья. Также возможно, что фюрер верил и, как Риббентроп, не терял надежду на то, что Япония все же нападет на Советский Союз в мае 1942 года, то есть после завоевания Юго-Восточной Азии. Более того, приостановить войну в России, не нанеся решающего поражения Красной армии, для рейха было практически невозможно, сколько бы гроссадмирал Редер ни утверждал обратное.
Кратковременному флирту Гитлера со Средиземноморьем вовсе не способствовала демонстрация советской уверенности после первого же большого отступления немцев в России. Гордость фюрера была серьезно задета, и, когда 15 января он наконец признал необходимость широкомасштабного отступления группы армий «Центр», он настоял на том, чтобы усталые и замерзшие солдаты вели его «в форме, достойной немецкой армии». Несомненно, достоинство со стороны отступающей немецкой армии было в высшей степени желательно, особенно в то время, как сам фюрер признался, что чувствует себя абсолютно выбитым из колеи зимними несчастьями и испытывает отчаяние, рассматривая шансы на выживание своих солдат. Поскольку потери немецких танков в октябре – декабре 1941 года в пять раз превысили соответствующие потери в июне – сентябре, решение Гитлера было неизбежным в любом случае. В России практически не осталось немецких танков, пригодных к дальнейшей эксплуатации, да и численность пехоты изрядно уменьшилась.
В это же самое время фельдмаршал Вильгельм Риттер фон Лееб, командовавший группой армий «Север», подал в отставку из-за отказа Гитлера позволить немецкому X армейскому корпусу отступить, чтобы не попасть в окружение в районе Демянска, к югу от озера Ильмень. Более того, вместе с еще несколькими командирами, действовавшими в России, Лееб выступил за общее отступление в Польшу. Это стратегическое стремление было в значительной степени усилено неприятием Леебом ужасов нацистской политики на оккупированных территориях России. Учитывая катастрофический кризис транспортной системы, с которым столкнулись отступающие немцы, нужны были более решительные действия, чем запрет распространения пророческих воспоминаний Коленкура о распаде наполеоновской армии в России зимой 1812 года.
23 января 1942 года Гитлер с большим опозданием согласился с необходимостью удвоить объем производства танков в Германии (существующий объем – 300 единиц в месяц – никоим образом не мог удовлетворить потребности). Также следовало начать выпуск новых моделей, таких как «Тигр», которые могли составить достойную конкуренцию советским Т-34 и КВ. Производство танков в Германии за предыдущие шесть месяцев не увеличивалось, даже учитывая наличие весомого преимущества – временной дезорганизации советской военной промышленности. Кстати, русские, несмотря на трудности, выпускали в два-три раза больше танков, чем немцы (не говоря уже об общем объеме производства танков союзников, который превысил производство в рейхе более чем в пять раз). Поэтому новая немецкая программа производства, принятая при Альберте Шпеере весной 1942 года, была остро необходима, хотя, конечно, безнадежно опоздала.
Немецкое танковое производство тем не менее, несмотря на высокие приоритеты, существенно не увеличилось вплоть до конца 1942 года. Это стало катастрофой для немецкой армии, усугубленной недостаточным производством истребителей для люфтваффе. Из всех категорий вооружений, жизненно важных для военной кампании на востоке, единственное, что стоит отметить, – это удвоение выпуска артиллерийских снарядов. Это достижение, по крайней мере, позволило немецкой армии уверенно чувствовать себя в обороне, хотя ее наступательные возможности оставались недостаточными в следующем решающем году. Также мешала острая нехватка нефтепродуктов, которая уже нанесла ущерб операциям немецкого и итальянского флотов. Ее грозило усугубить практически полное прекращение румынских поставок нефти.
В конце января Гитлер оказался перед лицом нового кризиса, когда русские прорвались через позиции немцев на реке Донец южнее Харькова. Угроза нависла над Донбассом, продукцию которого нацисты в любом случае практически уничтожили посредством политики искусственно создаваемого голода. Когда месяцем позже части 16-й немецкой армии были окружены в Демянске, к югу от озера Ильмень, их снабжение осуществляла исключительно авиация до тех пор, пока они не были освобождены уже весной.
К концу марта 1942 года частые оттепели вместе с острой нехваткой у русских грузовиков, танков, самолетов и даже продовольствия позволили немцам закрепиться вдоль всего фронта, хотя и слишком далеко от Москвы, чтобы ей угрожать неминуемым захватом. Несмотря на многочисленные случаи обморожения, потери немцев после перехода к оборонительным военным действиям стали уменьшаться и к февралю 1942 года составляли 258 000 человек убитыми или пропавшими без вести, считая с начала военной кампании в июне 1941 года. Такие потери были вполне допустимыми для армии в 3,2 миллиона человек, участвовавшей в Восточной кампании, не считая миллиона немецких солдат, находившихся в других местах, особенно если сравнить с потерями Красной армии к этому времени. Число только советских военнопленных к этому времени превысило 4 миллиона человек.
Относительно миллиона уцелевших после плохого обращения нацистов советских военнопленных более интеллигентные немцы имели другие планы. Растущая нехватка рабочих рук в Германии в феврале 1942 года привела к открытым протестам некоторых немецких официальных лиц против политики быстрого уничтожения миллионов потенциальных рабочих. Даже нацистский министр пропаганды Геббельс вскоре понял, что большевики используют варварство нацистов, чтобы воспрепятствовать дезертирству из рядов советской армии. Даже удивительно, насколько снизилось в 1942 году количество советских пленных, и это несмотря на еще одно лето быстрых отступлений.
