После составления этого внутреннего меморандума в ноябре 1914 года мало что изменилось в военном положении и политической ориентации, направленной на ликвидацию Восточного фронта. В начале 1915 года немецкие парламентеры предприняли попытку привлечь Австрию форсировать сепаратный мир; одновременно с этим в воздухе повисла опасность, что Италия — что еще не было решено — вступит в войну на стороне Антанты, чего опасался Парвус. Только территориальные концессии со стороны Австро-Венгрии, например, уступка области Трентино, могли воспрепятствовать этому.
Эту часть революционной программы Парвус, очевидно, написал лишь в Берлине в конце февраля 1915 г., незадолго до представления её в МИД, в то время как основная часть сформировалась уже в Константинополе. Тем самым он дважды подходит к основной части своего плана — к Сибири.
Министр иностранных дел Берхтольд, казалось, был к этому готов, за что его и свергли 10 января 1915 года. Его последователь Буриан в этом вопросе, как и следовало ожидать, оставался твердым. В середине февраля в ведомстве Министерства иностранных дел в Берлине стало распространяться пессимистическое настроение, и было решено пригрозить Австрии отказаться от этого как участнику союза. Правда, еще раньше были попытки подсластить австрийскому союзнику потерю Трентино, компенсировав это Российской Польшей, а если и это не помогло бы, то уступкой территории в Верхней Силезии.
«Австрия ничего не хочет, — пишет в своем дневнике 27 февраля 1915 года Курт Рицлер, сотрудник и доверенное лицо германского рейхсканцлера Бетманна-Хольвега, — кайзер и высшее дворянство, от наследственного политического высокомерия которого Погибает Австрия (…) Страх Вены перед Берлинским буксиром (…) Ягов считает, что австрийцы уступят».
В марте вопрос сепаратного мира, который немецкие дипломаты хотят навязать русскому царю, из-за военного положения становится актуальнее, чем когда-либо. 5 марта 1915 года в дневнике Рицлера записано:
«Визит канцлера у Хинденбурга (в Генеральном штабе). После этого ситуация должна стать следующей: наступление против очень сильных русских по всему фронту от Мемеля до Буковины больше невозможно. Поэтому Хинденбург хочет мира. Но как…»
Для этой цели Рицлер уже делает наброски сценариев, в осуществление которых он великодушно втягивает другие страны: «Нужно уговорить русских финансовыми спекуляциями, медленным ослаблением нашей турецкой позиции в пользу России. Если Россия так сильна, как оказалось, то мы уже больше не сможем сохранить турецкую позицию, и нам остается только постепенно распродавать нашу восточную позицию сначала Турции, потом Австрии. Если Россия тайно поддержит наши требования к Западу, то мы сможем за это предоставить ей ответную услугу: санацию русских финансов из возмещенных Францией военных убытков, передачу нам русских ценных бумаг (акций) по низкому курсу, дешевую уступку России…»
Ввиду того, что австрийский министр иностранных дел все еще не принял решение о передаче Трентино Италии в обмен на угледобывающую область в Силезии, по предложению немцев, канцлер в тот же день решает поехать в Вену, если оттуда срочно не придет ответ.
И вот в ночь с шестого на седьмое марта из Вены приходит телеграмма. Но, кроме предложенного угольного бассейна, австрийский министр иностранных дел требует от Германии ссуду в размере 200 миллионов марок. Тем временем Верховное главнокомандование предпринимает новые попытки на Восточном фронте отбить нападение русских.
Седьмого марта на Вильгельмштрассе поступает меморандум — программа Парвуса. По сравнению с намеченной подоплекой он, кажется, выглядит как волшебная формула deus ex machina (лат. — «непредвиденная развязка запутанного дела». — Пер.), появившись на сцене в критический момент.
В этот же день государственный секретарь Ягов телеграфирует в Государственное казначейство:
«Для поддержки революционной пропаганды в России понадобятся два миллиона марок…»
С обратной почтой приходит положительный ответ.
Миллионная сделка
Из двух миллионов марок стартового капитала, выделенных на проведение революции, Парвус сразу получает один миллион. Он распоряжается о переводе этой суммы на счета в Копенгагене, Цюрихе и Бухаресте — географический треугольник намеченного им оперативного пространства. При этом Парвус проявляет себя мелочным, что следует из внутреннего финансового отчета Диего фон Бергену в Берлине:
«Касательно: Доктор Александр Гельфанд-Парвус. Дойче Банк отправил мне подтверждение о переводе 500 000 марок, которое я прилагаю. Я хотел бы обратить Ваше внимание на мое письмо от 20 марта, в которое я констатировал, что Гельфанд требует один миллион без учета потери, возникающей при обмене, и что эти потери, уже произведенные в Копенгагене, Бухаресте и Цюрихе, наряду с другими расходами мы должны взять на себя. Я попросил бы Вас в дальнейшем распорядиться о переводе необходимой суммы в Дойче Банк, чтобы я смог выплатить Гельфанду и разницу.
Ваш Фрелих».
Когда исполнительные чиновники правительства Германского рейха старательно исполняют это желание, они даже не допускают мысли о том, в какую авантюру пускаются, кажется, никому не приходит в голову идея, что революция в России может обернуться бумерангом для тех, кто привел ее в движение из Германии.
Идея уничтожения политического и военного врага изнутри в немецких правительственных и дипломатических кругах уже применялась и получала небольшую финансовую поддержку еще до начала войны. При этом немецкие политики преследовали цель ослабить оба государства, в которых Вильгельм II усматривал основных противников Германии, претендующей на заявленную и последовательно проводимую роль великой европейской державы: это — колониальная держава Англия, с одной стороны, и огромная многонациональная империя Россия — с другой.
Так правительство кайзера уже длительное время поощряло национальные движения в Афганистане и Индии «за освобождение угнетаемых народов» (от их английского колониального господства), поддерживало революционные круги исламистского мира и финансировало, совместно с Австро-Венгрией, революционную литературу и деятельность сепаратистов в окраинных государствах Российской империи.
Уже спустя два месяца после начала войны революционно мыслящие российские эмигранты, сосредоточенные в основном в Швейцарии, предложили свои услуги в качестве осведомителей и изъявили готовность поддерживать немецкие интересы. Осенью 1914 года немецкий посланник в Берне, Фрайхерр фон Ромберг, направил сообщение в Берлин, что один эстонец, некий Александр Кескюла, предложил ему поддержку для ослабления русского военного противника с помощью подстрекательства балтийских национальных меньшинств. Министерство иностранных дел Германии не хотело лишить себя такой возможности, тем более что Кескюла мог бы также оказывать услуги посредника, будучи хорошо осведомленным о революционерах, объединившихся вокруг Ленина. Вскоре после этого через связного и симпатизирующего революционерам Артура Зифельда из немецкого посольства в Берне на имя Кесюола стали перечисляться денежные средства, часть из которых передавалась Ленину и большевистской партии.
