Также через Турцию Парвус хочет наладить агитацию, чтобы ускорить украинское освободительное движение, а именно через те же каналы, которые Парвус уже использовал осенью 1914 года для своей идеи экспедиционных корпусов.
Парвус полагает, что и социальное революционное движение лучше всего разжигать из Турции. Оттуда он может устанавливать контакты с моряками на российской стороне Черного моря. Через них он хочет не только устраивать забастовки, которые должны как беглый огонь распространяться вдоль побережья портовых городов и переходить в глубь страны, в угледобывающие районы, но и организовывать акты саботажа, например поджоги нефтяных скважин в Баку.
Еше в марте четыре последующих миллиона марок отправляются из Государственного казначейства Германии в Министерство иностранных дел «на непредвиденные расходы», два из них — на революционную пропаганду в России, два — на не обозначенные точно цели; отсюда выделяется сумма разным бенефициарам и их банкам. Как видно из переписки между МИДом и Государственным казначейством, Парвус каждый раз требует возмещения возможных потерь при обмене, возникающих из-за колебания курсов валют других стран, например Румынии или Швейцарии, в которых он открыл счета для этих денежных переводов.
Итак, Парвус, хорошо снарядившись, может отправляться из Берлина в Константинополь. Там он съезжает со своего прежнего места жительства и возобновляет контакты с теми агентами, которые должны работать на него для связи из Турции с Южной Россией, Украинским Союзом и Кавказом. Создана командная иерархия, составлен план, обсуждены системы контактов, способы действия и конспиративные механизмы и срочно набросано несколько волнующих текстов.
Затем сильно загруженный революционер поспешно уезжает в Румынию. Здесь он может самоуверенно вести переговоры с немецким посланником Бусше, рассказать ему о своих разговорах в Берлине и посвятить в свои последующие планы. Парвус не случайно позаботился о переводе сюда части своего стартового капитала для перемещения революционной программы в этот регион.
О разговоре с Парвусом сам посол сообщает в телеграмме в Берлин:
«Доктор Гельфанд-Парвус полагает, что саботаж в русской угледобывающей области близ реки Донец надо организовать не из Румынии, а скорее через Стокгольм — Петербург, хотя это дело трудное. Советую поговорить с ним в Берлине по этому вопросу. Предположительно он выезжает завтра через Вену в Швейцарию, а затем через Берлин в Стокгольм.
Фон Бусше».
Бухарест является для Парвуса контактным центром имеющим влияние на юго-востоке для революционной работы прессы, формирования общественного мнения с помощью средств массовой информации и на западе; отсюда Парвус координирует агентурную и агитационную деятельность в направлении Украины и Южной России. Из Бухареста будет создаваться забастовочное настроение на судоверфях в Николаеве и Одессе.
В Бухаресте Парвус создает финансовую основу для помощи эмигрантской прессе в Париже, которую он хочет использовать в качестве рупора для своей пропаганды в колонии русских эмигрантов. Вопрос состоит в том, чтобы объединить в единый фронт расколовшиеся на различные группы горячие революционные умы, вооружив их программой действий, а также агитировать за объединение тех товарищей, которые вовсе не занимают пораженческую позицию по отношению к России и не хотят видеть триумф «германского империализма».
Для этого Парвус заручается совместной работой своего старого товарища Христо Раковского. Он и так уже служит немцам — и не только им, он готов принять деньги Парвуса, чтобы, помимо прочего, субсидировать парижскую эмигрантскую газету «Наше слово».
Там трудится бывший друг и идеологический ученик Парвуса Троцкий вместе со своими товарищами Мартовым и Луначарским. Положение колеблется между линией меньшевиков — революция: да, но не ценой поражения России, и линией большевиков — война как исходный пункт революции, а именно международной. Но, по мнению Парвуса, эту ситуацию можно выгодно использовать: потому что, как он считает, достаточно дискредитировать российский режим провокационными кампаниями как в глазах ее населения внутри России и за границей, так и в глазах союзников и сломить русский боевой дух постоянной пропагандой на фронте и в тылу.
Парвус великодушно игнорирует тот факт, что Троцкий по поводу его возвращения в Европу — а заодно и о поводу всего, что доходило до ушей русских эмигранте из Турции о нем и его контактах с правительством Германии, — в феврале 1915 года именно в этой газете попытался предостеречь общественность.
Еще раньше, когда Парвус находился в Константинополе, Троцкий провел под их отношениями толстую черту, рассматривая ее как разделительную линию между когда-то уважаемым, а ныне отверженным им человеком: «Парвуса больше не существует. На Балканах разгуливает политический Фальстаф, отрекшийся от своего двойника».
Когда Парвус вернулся в Берлин, Троцкий счел необходимым предостеречь от него в своей газете. Он делает это в известном «Некрологе живому другу». Названное так возмездие для драматизации произошедших, по мнению Троцкого, с Парвусом перемен начинается с дифирамбов в адрес «прежнего» Парвуса, до 1914 года, бывшим учеником и другом которого считал себя Троцкий, пока тот не превратился в «политического Фальстафа, шовиниста и спекулянта — ужасающий пример падения II Интернационала», в Парвуса после 1914 года, от которого он отстраняется и заявляет, что «Парвус политически мертв».
Слава, приобретенная Парвусом среди эмигрантов, которые после его молниеносного материального подъема на Балканах стали относиться к нему как к подозрительной личности или, еще конкретнее, как к спекулянту оружием, не очень-то шла на пользу его действиям. Но это его мало беспокоило. Главное, что среди его социалистических товарищей по партии достаточно журналистов, готовых за деньги пропагандировать то, что Парвус изложил в своей программе: настроение против царской России в странах Антанты, чтобы ослабить поддержку России под давлением общественного мнения, невступление в войну на стороне России, поддержку Германии и Австро-Венгрии или по меньшей мере соблюдение нейтралитета…
Кроме того, он заботится и о том, чтобы найти талантливых ораторов среди австрийских и немецких социалистов, которые были бы готовы вести агитацию в Америке против России и, более или менее прямо, вербовать на немецкую сторону.
Раковский сразу же усердно берется за дело, пожалуй, даже слишком усердно. Не напрасно уже в течение многих лет везде, где бы он ни появился, документы о его деятельности заполняют секретные папки русских агентов охранки, для которых он давно уже стал наиболее желанным объектом страсти.
Так, агенты из Бухареста постоянно отправляют новости в заграничное бюро охранки в Париже, откуда объединенные дела передаются в Петербург. Из документов следует, что Раковского с Парвусом уже с давних пор связывает революционная деятельность вплоть до акций пропаганды и шпионажа в Константинополе и судьба быть изгнанными почти из всех стран Европы (и Балканского региона).
В своей злободневной деятельности агенты удивляются, что Раковский постоянно агитирует «за дело социализма», ведет пацифистскую пропаганду и провокационную кампанию против России, умалчивая при этом, что Германия объявила России войну и что немецкие социалисты в Рейхстаге подали свои голоса за военные кредиты.
