Стоит упомянуть еще Рудольфа Надольного, офицера запаса, однако служащего советником в МИДе. Учитывая выбранную им профессию, упомянутую выше, он идет на службу в Министерство военных дел, чтобы принять участие в деле революции в отделе «по русским вопросам». Зарекомендовав себя недостаточно квалифицированным для работы агентом в лагерях для русских военнопленных, он, наконец, попадает в отдел III б, «Секцию П(олитика)», исполняющую обязанности Генштаба. Его работа: организация саботажей и восстаний в России.
Таким образом, сеть совместной работы объединяет такие инстанции, как МИД, Генеральный штаб, разведку, подразделение Восток, Министерство финансов, Рейсбанк, Дойче Банк, Коммерцбанк и посольства нейтральных стран.
Реализация избранной канцлером Теобальдом Бетманн-Хольвегом под покровительством кайзера Вильгельма политики вменяется в обязанности государственному секретарю Готглибу фон Ягову. В 1916 году он уходит в отставку, Циммерманн становится его преемником, Кюльманн — помощником Государственного секретаря. Последние являются носителями решений, Берген — контактным лицом для Брокдорффа-Рантцау или самого Парвуса во время его визитов в Берлин, на этом уровне информация докладывается непосредственно кайзеру. Воля кайзера превыше всего.
По убеждению кайзера, стратегия комбинированного ослабления противника — единственный выход из двойного германского фронта. Даже в мирные времена простой вариант не удался: австрийцы еще до начала войны, в июле 1914 года, контрабандой переправили на Украину оружие, чтобы развернуть с Черноморского флота запланированное восстание, которое бы ослабило силы потенциального русского противника перед войной, вопрос о которой был уже решен. Правда, это мероприятие проводилось неохотно, потому что австрийцы не хотели выкладывать на это большие деньги; а тут еще весь проект, включая план наступления, был выдан русским одним из его создателей, полковником Альфредом Редлем, и все потеряло смысл. Восстание не только не состоялось, но и русские, а не австрийцы, стали наступать, когда дело дошло до войны.
После того как осенью 1914 года все, начиная с германского Генерального штаба до дипломатов Министерства иностранных дел и самого самоуверенного кайзера, пришли к убеждению или, точнее, осознанию того, что война против России не может быть выиграна так легко и прежде всего так быстро, как предполагалось, в вытекающих отсюда выводах ничего не изменилось. Теперь любое невоенное средство оправдывало цель.
Так, например, офицер разведки восьмой армии, а позднее начальник штаба военной разведки на восточном направлении, генерал-майор Гемпп, в документах тайной разведслужбы сухопутных войск 20 июня 1915 года зафиксировал, что с немецкой стороны была предпринята попытка подкупа русского генерала Григорьева: за вознаграждение в размере миллиона марок сдать крепость Ковно, расположенную к северу от Варшавы. Первый посыльный бесследно исчез (вместе с чеком), второй, по крайней мере, дошел до него. Григорьев, казалось, был даже готов к этому предательству но оно было раскрыто, и генерал попал под военнь трибунал. Это была уже вторая подобная попытка по купа после Озовица.
То, что немцы полагаются не только на Парвуса и его агентурную сеть, видно из действий, которые пускаются в ход разными отделами Генерального штаба за линией фронта. При этом разведслужбе, которой вменяется в обязанности планирование актов саботажа, например, сразу на месте, приходится нелегко, потому что начальник Генерального штаба Людендорфф полагает, что в связи с большими успехами в области радиошпионажа можно отказаться от информации агентурной службы. Кроме того, русская линия фронта так сильно уплотнилась, что о прямом проникновении позиций с агентами не может быть и речи.
Наконец, севернее реки Мемель выявляется брешь в линии фронта, где охрана со стороны русских войск ослаблена. Здесь Гемпп запускает ночью германскую разведгруппу, которую он формирует из добровольно законспирированных русских и польских евреев. Эти связные затем должны проникнуть на ближайшую железнодорожную станцию на русской территории в северном направлении.
Там из польских и литовских националистов, одержимых желанием отделиться от царской империи, набираются коллаборационисты и саботажники. Так, уже в первую военную осень поляк Томашевский приказал своему земляку Малиновскому по поручению немцев взорвать железнодорожные мосты между Белостоком и Варшавой за сто тысяч марок.
Параллельно с этим предпринимаются попытки подкупа командующих крепостями, как, например, уже упомянутого генерала Григорьева. Ведь крепость, взятая не разрушенной, представляет большую ценность, чем Разрушенная, кроме того, при этом экономятся как военная сила, так и средства. Так, иной стратегически важный вожделенный объект стоит полмиллиона рублей — только один в целом ряду трофейных объектов.
Как и Парвус, Гемпп тоже набирает агентов в Скандинавии, не отдавая ценнейших из них на произвол случайной зависимости от образования коридора на фронте. Они в качестве разъездных агентов официально ездят из Швеции в Россию. На русском побережье Балтийского моря можно легко завербовать балтийских националистов, которых за их деструктивные планы поддерживают зажиточные промышленники этих стремящихся к автономии стран.
Так, в распоряжении германской разведслужбы находятся люди разных профессий: от бумажных фабрикантов до лесничих, медсестер, торговцев и официантов — перечислены еще не все профессиональные группы которые докладывают информацию немецким контактным лицам о состоянии оружейных запасов или о перевозке войск, выведывают ценные сведения из окружения русского Генерального штаба, работая санитарами и санитарками в русских лазаретах, и передают в Германию, в качестве телеграфистов, только что вышедшие из Ставки царя приказы. Не говоря уже о бесценной информации, полученной из первых рук, которую передает торговец лесом, находящийся в дружеских отношениях с, вероятно, очень доверчивым зятем царя. Таким образом, Гемпп, а значит, и руководство германской армии знают о потерях русских, планах армейского руководства, блокаде железнодорожных линий для гражданского транспорта, планах наступлений, о решениях до сих пор колеблющихся стран (например, о вступлении в войну Италии) и о русском плане похода на Берлин, минуя Восточную Пруссию, в пользу Кракова и Бреслау — верх совершенства немецкой логистики и организации.
Что же касается революционной политики по плану Александра Парвуса, то кайзер Вильгельм имеет в лице своего посла в Копенгагене Брокдорффа-Рантцау не только послушного, но и внутренне убежденного и преданного слугу своего господина. Хотя он еще относительно молод, или благодаря этому на нем пока нет отпечатка усредненного прусского менталитета, и он не отличается закостенелым консервативным мышлением.
Дипломату, происходящему из старого немецкого дворянского рода (Холштейнер) с датскими корнями, в возрасте не старше сорока лет, три года назад, то есть в 1912 году, была доверена германская дипломатическая миссия в Копенгагене; причем до этого, в начале века, он находился на службе при царском дворе и в Вене. Брокдорфф-Рантцау — немецкий патриот. Но согласно его либерально-консервативной позиции, как по отношению к плану Парвуса, в сильном национальном государстве все классы и прослойки населения должны быть гармонично интегрированы. Имея особенно характерную для дипломата политическую дальновидность, Рантцау пришел к осознанию того, что возникший в результате стремительной индустриализации рабочий класс при небрежном отношении к его потребностям может превратиться в опасную силу, которая именно в военное время представляет собой при умном обращении положительный потенциал. Эта точка зрения для дипломата влечет за собой понимание и симпатию к задачам немецкой социал-демократии, а в дальнейшем и к задачам Парвуса.
