В декабре начала работать «Башня Эйнштейна», а он сам был назначен членом совета директоров Потсдамской астрофизической лаборатории и избран президентом Фонда Эйнштейна, занимавшегося финансированием работ по экспериментальной проверке ОТО. Досрочные выборы в рейхстаг прошли 7 декабря; СДПГ прибавила — 26,02 процента, Германская национальная народная партия и Партия центра остались при своих, упала эйнштейновская Демократическая — 6,34, но потеряли и коммунисты (8,94) и НСДАП (3 процента). Кажется, все обошлось, Веймарская республика будет жить долго…
1925 год начался для Эйнштейна с трагикомической истории, которую, значительно расходясь в деталях, описали Зелиг (со слов Эренфеста) и Луначарский. В феврале Эйнштейна ждали в Лейдене с утренним поездом, но он приехал только вечером и рассказал Эренфесту, что ему пришлось побывать в тюрьме, куда посадили женщину, пытавшуюся его застрелить, — Марию Эргевцеву-Диксон, русскую вдову американца, жившую в Париже, где она уже пыталась убить Красина, затем донимала Луначарского рассказами о том, что у нее был ребенок от Милюкова и тот его убил, что есть также ребенок от Азефа, а сам Азеф и есть Эйнштейн. Марго перехватила даму в подъезде и позвонила в полицию, Эйнштейн отправился к Марии и вроде бы убедил ее, что Азефом не является — нос не такой.
В середине марта поехали с Эльзой в Южную Америку. Он чувствовал себя очень плохо, ехать не хотел, был на грани нервного срыва — то ли из-за квантов, то ли из-за Бетти Нойман, то ли от общей усталости. 24 марта прибыли в Буэнос-Айрес — две лекции в университете, еще десять в разных местах; газеты с восторгом писали, что он «ничуть не возражает, если его лекции прерывают вопросами или возражениями». Собрал кучу денег для Еврейского университета, в Ла-Плате играл в струнном квартете, писал статьи в газету «Ла Пренса», предлагая создать «Соединенные Штаты Европы». 24 апреля отправился в Монтевидео, там встречал его сам президент, а жил он в семье русского еврея Хаима Розенблатта и почувствовал себя как дома. Дневник: «В Уругвае я встретил такую искреннюю теплоту, какую редко доводилось встречать. Люди любят свою землю без мании величия, как швейцарцы и голландцы. Скромные и естественные. Черт побери большие страны с их навязчивыми идеями. Я бы их всех скинул в пропасть, если бы мог». Дискутировал с уругвайским агностиком Карлосом Бас Феррейрой — вот фрагмент диалога (как его понял репортер):
«А. Э. В моей концепция Вселенная — это сфера. Точки, линии, кажется, уходят от нее, но на самом деле они идут внутрь нее; я хочу сказать, что то, что отступает, приближается, а что уходит, то приходит…
К. Ф. Я не думаю, что на самом деле оно уходит или приближается, то, что вы здесь, может, это так, а может и нет, свет может обмануть вас, вам только кажется, что он есть…
А. Э. Посмотрите на Солнце…
К. Ф. А кто сказал, что свет Солнца и Солнце это одно и то же?
А. Э. Я сейчас говорю с Бас Феррейрой?
К. Ф. Согласно моей теории, может быть, и да».
В Уругвае провели неделю, еще неделю — в Бразилии, там всего две лекции, Эйнштейн предложил (возможно, из вежливости) дать Нобелевскую премию бразильскому путешественнику да Силва Рондону, в целом страна не понравилась и публика была уж очень неподготовленная. В Калифорнию ехать отказался — не было сил. 1 июня вернулись домой. К Бессо, 5 июня: «Была шумиха без реального интереса… Чтобы найти веселых людей, европеец должен посетить Америку. Люди там без предрассудков, но они в основном пустые и неинтересные».
Дома за это время рейхспрезидент Эберт умер и прошли выборы (29 марта, второй тур — 26 апреля). Победил во втором туре (хотя не участвовал в первом — разрешалась замена) кандидат от блока правых партий престарелый Пауль Гинденбург, главнокомандующий в 1916–1917 годах. Он на 3 процента опередил Вильгельма Маркса от Народного блока, в который входила СДПГ. И опять вроде ничего плохого не произошло… А в Палестине одессит Владимир (Вольф) Жаботинский основал Союз сионистов-ревизионистов, выступавший за создание еврейского государства, включающего восточный берег Иордана (где правил тогда ставленник британцев король Абдулла). Это Эйнштейну сильно не понравилось, зато он был счастлив, узнав о создании Гистадрут — сионистской федерации труда; писал в «Юдише рундшау», что это поможет наладить контакты с арабами. В Вене открылся 14-й Сионистский конгресс, участников от антисемитов была вынуждена защищать полиция, Вейцман выступил за «подлинную дружбу и сотрудничество с арабами», которые «имеют такое же право на свои дома в Палестине, как мы на наш национальный дом». 1 апреля открылся Еврейский университет, на церемонии председательствовал Артур Бальфур, в совет директоров вошли Эйнштейн, Фрейд, философ Мартин Бубер и еще куча знаменитостей, ректором назначен Иуда Магнус, пацифист, либерал — куда уж лучше?
В мае Эйнштейн вместе с Ролланом, Ганди, Уэллсом, Рабиндранатом Тагором и феминисткой Энни Безант подписал инициированный Анри Барбюсом «Манифест против воинской повинности»: «Созданные на основе воинской повинности армии… представляют серьезную угрозу миру. Воинская повинность ведет к деградации личности, к ликвидации свободы. Жизнь в казармах, муштра, слепое подчинение несправедливым и необоснованным приказам, обучение людей убивать себе подобных подрывает уважение к личности, демократии и человеческой жизни… Государство, которое считает себя вправе заставлять своих граждан быть военнообязанными, даже в мирное время пренебрегает правами человека. Более того, обязательная воинская повинность прививает мужской части населения дух агрессивного милитаризма и как раз на том этапе жизни, когда человек более всего подвержен влияниям». В июне ездил в Швейцарию, отношения с Гансом опять ухудшились, зато улучшились с Милевой (привез ей массу подарков из Южной Америки), приглашал останавливаться у него в Берлине и чуть ли не жить втроем. В письмах обсуждал с ней проблемы сыновей вполне мирно и разумно. 14 августа, об Эдуарде: «В Теде очень много от меня, но у него все как-то преувеличенно. Он интересный парень, но жить ему будет трудно…» Эдуард даже съездил с разрешения матери в Берлин, но с Эльзой у него контакт не заладился.
Старший же сын рассердил отца намерением жениться. Точно как его отец, Ганс выбрал девушку старше себя (на девять лет), другой национальности, маленькую, хрупкую, интеллектуальную. Занятно, что Милева возненавидела эту девушку, Фриду Кнехт, так же сильно, как ее бывший муж. 28 октября 1951 года один студент в письме просил у Эйнштейна совета: можно ли еврею жениться на «гойке», если семья против. Ответ: «Я не одобряю родителей, оказывающих давление в принятии решений, которые повлияют на будущую жизнь детей. Такие проблемы каждый должен решать сам». Однако в 1925 году они с Милевой пришли в бешенство от Фриды Кнехт. Эвелин, дочь Ганса Альберта: «Когда Эйнштейн хотел жениться, ему пришлось столько вытерпеть от своих родителей, что, казалось бы, у него должно было хватить ума не вмешиваться в личную жизнь сыновей. Ничего подобного. Когда мой отец собрался жениться на моей матери, Эйнштейн был в ярости, и Гансу Альберту пришлось выдержать не одну бурю». И Эйнштейн, и Милева называли Фриду «хищницей», «уродкой», «неуравновешенной»… Он так пекся о чужих людях — и такое безобразие вытворял с собственным сыном (и с Эльзой): какой же он — «хороший» или «плохой»? Частица или волна? Волна или частица? Или то и другое одновременно?
